Небо над нами - [18]

А про ночные прогулки закон ничего не говорит. То есть на самом деле говорит, но гораздо менее суровым голосом.

Даже если на такую прогулку вышли мальчик и девочка. Даже если гуляют они по пляжу возле самого моря (лишь бы в воду не лезли!). Даже если не просто гуляют.

Потому что соблюдайся в этом случае закон неукоснительно — где он должен свой путь начать и где остановиться? «Мальчик и девочка» — это только ли тринадцатилетние пионеры? А кем считать восемнадцатилетних вожатых, которые сами следят за тем, чтобы артековский закон соблюдался?

И сказал сам себе «Артек»: «Все они — мои дети, подростки на берегу моря. Пока будет можно, я зажмурюсь».

Она была спортсменка и медалистка, ростом лишь на сантиметр не дотягивала до метра девяносто, а возрастом — всего месяц до девятнадцати лет оставался. Но «Клеопардой» ее называли, и то за глаза, только здешние малолетки, дома же звали Лерочкой и все еще считали внучкой.

А ее Славик — он такой образованный и умный, такой взрослый, на целый год старше… И пусть смеются всякие дуры, пусть выдумывают, что ему будто бы для поцелуя на пенек вставать нужно!

Она сейчас больше всего страдала от того, что нельзя идти со Славиком обнявшись или хотя бы держась за руки. При этих, которые с ними сейчас, — никак нельзя. Но она и так чувствует его дыхание, а это такое счастье…

Сначала она поняла, что он дыхание на миг затаил, потом — что Славик изо всех сил старается дышать как прежде, идти обычным шагом, с привычной внимательностью смотреть по сторонам, ни в коем случае не поворачивать голову вот туда… И Лера тоже туда не посмотрит, голову не повернет. А если взгляд скосит, проходя мимо — ну, какое кому до этого дело!

Какое кому дело, что какая-то парочка обнимается-целуется на их со Славиком месте, судорожно расстегивает друг на друге одежду, возится торопливо и неумело… Лере и Славику не жалко. Они щедрые.

И уж точно не должно быть до этого дела тем, кто идет с ними сейчас. У них другая задача, эту задачу они объяснили и вожатым, вожатые все поняли и выполняют.

Лера добросовестно следила за освещенной луной морской гладью — но там не было ни лодки, ни признака кого-нибудь, удаляющегося от берега вплавь. Впрочем, вон появилась точка в паре сотен метров от берега — но это дельфин. А вот он уже снова нырнул.

Кажется или нет, что за плавник его ухватилась тонкая девичья рука?

Да ну, ерунда какая!

— Не заметили, — выдохнул Тимур.

Женя промолчала. Ей казалось, что уж Клеопарда, с высоты своего-то роста, обязательно должна была их увидеть.

— Женечка!

Она ласково потерлась ему щекой о голое плечо, по-прежнему не произнося ни слова. А до Тимура, кажется, только сейчас начало доходить. Эх ты, мальчишка… мужчина ты мой…

— Женечка! И… и что же мы теперь?

— Не что, а кто. Мы — муж и жена. Так это, кажется, называется?

— Женечка! Моя Женечка!

— Заодно. За одно. Помнишь?

— Это когда мы объясняли Аэлите, что такое товарищ?

— Тогда. А если ты еще раз назовешь меня «товарищ Женя» или скажешь, что мы все это затеяли только для того, чтобы отвлечь внимание от Аэлиты, — то я возьму вот этот булыжник и заеду тебе по башке!

Булыжник и вправду был здоровенный. Но Тимур понимал: то, что Женя, его Женя сейчас сказала об Аэлите, — тоже правда.

Только кто же мог догадаться, что после того, как эти пройдут и им с Женей уже можно будет, облегченно вздохнув, разомкнуть неловкие объятия — они вместо этого вдруг кинутся друг на друга, как… как…

Женя гибко встала, потянулась — тут, на песке, при лунном свете было видно все-все, и Тимур в панике отвернулся.

— Смотри, — грустно сказала она. — Должен же ты хоть напоследок увидеть, что тебе досталось.

— Напоследок?!

— Ну да. Потому что сейчас мы оденемся и поплывем за Аэлитой. Туда, где Гейка всех нас сможет подобрать. Как же еще?

— Действительно, как же еще… — пробормотал Тимур.

* * *

Гейка греб яростно и целеустремленно. От весел он Тимура шугнул сразу: «Не умеешь ведь, только мешать будешь!», а к рулю успела проскочить Женя и вовсе не собиралась уступать кому-то это место. Так что дело себе Тимур нашел, только когда лодка зашелестела килем по песку: соскочил в воду, помог вытащить лодку на берег, затем помог выбраться девочкам… Конечно, только Аэлите, ну так ей и Женя помогала; а когда протянул было руку Жене, она, будто не заметив, перепрыгнула через борт не менее ловко, чем он сам. Как и не было между ними ничего только что. Или наоборот — потому, что было? Не хочет, чтобы это кто-нибудь заметил: Аэлита, Гейка?..

— Ну вот что, комиссар, — угрюмо проговорил Гейка, обращаясь к Тимуру едва ли не в первый раз после того, как они с Женей забрались в лодку. — Там мой дом — видишь, в окошке лампа?

— Твоего деда, Рахмона-аги, — кивнул Тимур. — Вижу, конечно.

— Рахмона-моллы, — еще более хмуро, сквозь зубы, поправил Гейка. — Я и сам не знал, пока сюда…

Тимур снова кивнул. Наверно, у деревенских людей еще в чем-то прежние понятия — и нет ничего особенного, что уважаемого старика тут называют «молла». Хотя странно вообще-то: на третьем десятилетии советской власти!

— Запомнил. Ассалам аляйкум, уважаемый Рахмон-молла — именно так и обращусь, да ты не бойся, не совсем же я дурак. Ну, пошли?