Небо на земле - [7]

«Должно» — говорит батюшка, но у него это было и делом. «Меня умиляет мысль о единстве Церкви небесной и земной» — «О Литургия чудная, о Литургия всемiрная, Литургия божественная и боготворящая. О, знамение и показание Божией безмерной любви к мiру грешному, погибающему во грехах».

«Что значит богослужение и для чего оно? Что значит служить Богу? Значит обращаться и прилепляться образу (человеку) к Первообразу (Богу)… Служить Богу значит причащаться святыни и правды Его, а Бог есть любовь и благость бесчисленная… Служить Богу есть блаженство всякого человека».

«В чем секрет и сила нашего общественного богослужения?» — задает он сам вопрос. «В том, чтобы молящиеся — и пастыри, и церковнослужители, возвышались всегда до идеала христианской молитвы: молитвы горящей, всех объемлющей любви; чтобы молящиеся горели любовию к Богу Триипостасному, Богоматери, ко всем силам ангельским, ко всем силам на небеси со Христом царствующим, чтобы были в искреннем, молитвенном общении с ними, чтобы человек познал и возлюбил первоначальную и первообразную красоту образа Божия в человеке».

И эта одна мысль об общении всех в единстве любви и утешала его, и приводила его в радостный восторг. И понятно: любовь всегда такова, любовь есть блаженство общения.

«Какая отрадная, оживляющая сердце мысль, если представить, что все православные христиане составляют одно духовное царство Божие, как сыны царства, одну Церковь Божию, одно тело, один дух, одну виноградную лозу со множеством гроздий, что во всех царствует Бог во Христе Иисусе, и во всех живет Дух Божий… О, если бы во всех царствовал Бог! Какое было бы восхитительное зрелище на земле! Как бы все были благополучны и довольны! Надо усердно молиться об этом, особенно за Литургией. Чудна, божественна Литургия православной Церкви по той широкой любви, которою она объемлет весь мiр! не только земной, но и небесный».

«Мысль, что все верующие на земле — пастыри и паства, и на небе св. Божии угодники, начиная с Божией Матери, есть едина Церковь, единый дом Божий, одно тело, коего глава Сам Господь Иисус Христос, а душа — Сам Дух Святый», эта глубокая и утешительная истина «может и должна иметь весьма благотворное и спасительное действие на состояние духа христианина… Живое убеждение, что я», — говорит и о себе о. Иоанн, — «член Церкви, служит для меня величайшим утешением, ободряет, подкрепляет в скорбные часы жизни… Что этого дороже, выше, славнее? Поистине — ничто».

И особенно ярко и сильно это всеобщее единение в Боге ощущал он именно за Литургией вообще, и за Евхаристией по преимуществу. Вера в Воплотившуюся и Распявшуюся Любовь приводила его в изумление и восторг. Зрение, что Господь здесь, что Он преподается и ему, и всем в Своем Теле и Крови восхищало его непомерною близостью и теснотою общения с Ним, а через Него и со всем мiром — небесным и земным.

«Изумляюсь пред величием жертвы Тела и Крови Христовых, пред ее святынею, премудростию, всеобъемлемостию, пред безмерною любовию, в ней сокрытою, пред ее искупительною силою,… пред ее боготворящею нас смертных силою Божиею, пред ее чудесностию! О, Господи Иисусе Христе! Ты весь тут! Тебя видим, осязаем, ощущаем, чувствуем тут».

«Какая любовь к нам грешным ежедневно проявляется в Литургии! Какая близость Божия к нам! Вот Он — тут на престоле ежедневно, существенно всем Божеством и человечеством предлагается и вкушается верными, или вносится иереем в домы верных и предлагается болящим. Какое чудное общение, какое растворение Божества с нашим падшим, немощным, греховным человечеством, но не с грехом, который сожигается огнем благодати. Какое счастье, блаженство нашей природы, приемлющей в себя Божество и человечество Христа Бога и соединяющейся с Ним!»

«В словах: «приимите, ядите, сие есть Тело Мое» и «пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя» — бездна любви Божества к роду человеческому! Есть о чем подумать всякому, беспристрастно углубляющемуся в судьбы Божии касательно рода человеческого и в себя самого. Священный трепет пробегает по всем членам, по всему существу всякого непредубежденного, не связанного житейскими похотьми и сластьми человека, когда сердечным ухом слушает он сии слова из уст священнослужителя». И прежде всех сам он трепетал от восторга: «о, любовь совершеннейшая! Что мы приносим в благодарность Богу за эту любовь к нам?..»

За любовь — любовь требуется. Об этом батюшка постоянно и твердит всем, и особенно священникам. Этим наполнены его дневники и мысли о богослужении, и об отсутствии ее он чрезмерно скорбит. Священник — как Моисей пред Богом, в такой близости и доверии у Бога. Как же мiряне должны чтить священника, дорожить им, любить его, беречь его! Но и как священник должен вести себя: как праведно, свято, осмотрительно, мудро, трезвенно, кротко! Моисей был кроток, паче всех человек! (Числ 12,3).

«Священнику прежде всего и более всего нужно стяжать благодатию Божиею необходимый духовный элемент — любовь евангельскую: она нужна ему каждую минуту, каждое мгновение… Но особенно нужна ему любовь при совершении Божественной Литургии, которая вся есть таинство бесконечной, божественной любви к роду человеческому. В этом таинстве, таинстве Евхаристии или причащения Тела и Крови Христовых, божественная любовь явилась во всей своей бессмертности, ибо Господь Иисус Христос всего Себя истощил для нашего спасения. Сам Себя дав в пищу и питие… Во время Литургии священник весь должен быть объят любовию к Богу и ближним, искупленным и соискупленным Кровию Христовою. И в нем не должно быть никогда ни тени гнева и огорчения на кого‑либо, или пристрастия к чему‑либо земному — к пище ли, одежде ли, украшению ли, отличию ли служебному, к лицу ли какому. Он всегда должен быть горний, Божий, святой! Да будет так!»