Небо на земле - [4]

«Как мы всегда низки, земны, страстны, недостойны бываем Литургии, этой пренебесной, исполненной беспредельной любви Божией к людям, службы Божией! Мы и к Литургии приходим с своею рассеянностью, с своими страстями и мечтами земными, с своею нечистотою, своею суетностью и своими нарядами и житейскими расчетами, к коим прильнула наша душа. Внимай, душа христианская, что поется в начале Литургии: «Единородный Сыне и Слове Божий… изволивый спасения нашего ради воплотитися…» «Слышишь? Бог для тебя воплотился, сделался человеком… Ценишь ли, чувствуешь ли это? Возвышает ли тебя это?.. Отрывает ли от земли?.. Смотри, как снисходительно, страшно, дивно, ужасно приближается к нам Царствие Божие. «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа». Чу! на земле Царство Божие… О радость, о восторг, о удивление!»

А мы?.. Нам «скучно»… Мы и в церкви ждем услады светским пением, театральными «концертами», забавы. Мы и храм превращаем в театр… Боже, помилуй нас!.. Но о чем это свидетельствует? Только о нашем упадке… От этого Господь ныне допускает разорять и храмы, и закрывать алтари Божии… Мы ранее этого закрыли для Бога сердца наши: холодность наша к Литургии есть страшный знак нашего омертвевания. Так и батюшка смотрел:

— «Литургия — самый лучший пробный камень душевного нашего состояния: живы ли мы, или мертвы? — что в нас гнездится? Какие страсти? какие немощи душевные?» короче: чем жива душа наша? —

О. Иоанн жил ею. И жил всецело. И если Литургия есть вершина христианства, — то он стоял на этой вершине. И потому, если бы мы ничего не знали об этом восхищенном служителе Евхаристии, если бы мы не видели чудес его, если бы не слышали о его подвижнической жизни, если бы не созерцали его пламенной веры и огненного влияния на людей, и тогда одного лишь восторга его пред Литургией и постоянного пребывания в таком божественном состоянии достаточно было бы для того, чтобы без колебаний почитать о. Иоанна блаженным, преподобным, святым…

И как ему хотелось этот восторг передать другим! Как он хотел, чтобы мiр загорелся подобным же огнем! И потому он не насыщался благовестить о ней!

«О, Литургия, святая, божественная, премудрая, всесовершенная, всеочистительная, всеспасительная, всеосвятительная! Когда я изложу тебя с желанием крайним и радостию в сладких беседах с народом! Есть о чем в сладость и на радость всем верным побеседовать при изложении ее содержания и смысла!.. Чудна твоя сила, твое величие, твоя всеобъемлемость! Ты — хвала и слава Троице всеблагой, всесвятой, единосущней и нераздельней! Ты совокупление неба и земли, Ангелов и человеков! Ты низводишь на землю непрестанно Бога воплотившегося и Духа Святого купно со Отцем соприсносущным! Ты землю обращаешь в небо! Ты — земных человеков делаешь небесными! И сколько их содеяла таковыми — нет числа! Во все прошедшие века и в текущие, — и соделает в грядущие!»

«Сколь возвышенна Литургия!.. Какой дух небесный! Какая широкая любовь к Богу и людям! Какое небесное сердце! Даждь мне, Господи, дух небесный, сердце чистое, любвеобильное, не связанное никакими житейскими похотями и страстями: ибо «никто из связавшихся житейскими похотьми и страстьми не может приходити или приближитися, или служити Тебе, Царю Славы!»[8]… Даруй, Господи! Вся земля, со всеми ее сокровищами, красотами, сладостями — ничто пред таким таинством, как пречистое Тело и Кровь Господа, как священнодействие Литургии!» —

… Вот и сейчас пишешь или читаешь эти падающие со стола его восхищения крохи, — и трудно остановиться: как стремительный водоворот, восхищенный дух о. Иоанна увлекает и наши хладные души! А как он увлекал тысячи и десятки тысяч зревших его на Литургии и молитве, — об этом не только слышали мы, но и видели воочию. Свидетели еще живы по всему свету. Потому и ты, читатель, не посетуй: любовь никогда не знает меры. А лучше загорись, вдохновись, восхитись, улети и ты на высоту с этим орлом небесным.

— «Священник! ты должен быть, как орел высокопарный, дальновидный, сильный, быстродвижимый», говорит он сам, — конечно, судя по себе… В крайнем случае хоть пожелай этого. Согрейся в сердце… Потянись к этому… Попробуй… Потрудись.

Приходится видеть иногда, как высоко–высоко летают дикие, привольные птицы с охладевшего севера на теплый цветущий юг… Быстро летят… Стройным треугольником… И как‑то с силою, точно зовут за собою, кричат…

А на земле — «домашние» их сородичи, стоят ожиревшие, лениво поглядывая вверх, но уже разбуженные знакомыми родными звуками… И вдруг в них просыпается забытая воля к свободе, любовь к полету: и они начинают бить крыльями, пытаясь даже лететь за теми… Пробуют подняться. И тоже закричат громко… Но скоро спустятся, впрочем: сил еще нет… А летать могли бы…

Вольные же птицы были уже далеко. И издали едва слышался зовущий, победный клич их!..

3. РАЙСКОЕ ЖИТЕЛЬСТВО

В чем же сущность, главное содержание, основной смысл, эта преестественная сила Литургии, так увлекавшая о. Иоанна? Откуда у него такое восхищение? Где ее центр, средоточие, суть? О чем именно хотелось ему самому «в сладость и на радость» рассказать всему мiру? А ему очень хотелось это, так как волны благодати переливались из него через край. Он чувствовал не только долг, но и потребность говорить об этом, писать, благовествовать.