Небо на земле - [22]

Но и этого еще мало:

— «Вступая в служение Богу и облекаясь в оружия Божии (священные одежды), я чрез то объявляю войну диаволу, врагу Божию, и мнящему, яко область земли, воздуха и воды есть его область, а не Божия, и запинающего меня в произношении слов молитвы, хвалы и благодарения Богу. Но да победит вселукавого и всезлобного диавола бесконечная благость и правда Божия! И да защитит меня немощного и грешного от козней его, от насилия его, от смущения и тесноты его!»

«Без Бога я — ничтожество; хуже — всякое зло»; но он мог говорить с Апостолом: «Все могу с помощью Иисуса» (Фил. 4, 13).

«Будь же смел, решителен на всякое добро… Вся возможна верующему» (Мр. 9, 23).

Это — слова не ослабевшего духом грешника, а дерзновение сонаследника Христова. С дерзновенною радостью он приступал и к Литургии.

10. ОГЛАВЛЕНИЕ ЛИТУРГИИ — ПРОСКОМИДИЯ

Начинается служба.

По установившемуся воззрению о. Иоанн делит Литургию на три части: проскомидию, Литургию оглашенных и Литургию верных. Впрочем, про первую он говорит мало, а про «оглашенных» еще менее. Первое объясняется тем, что проскомидия есть часть собственно приготовительная, и притом тайно совершаемая священником; а на Литургии оглашенных он, свободный сын Господа, уже весь отдается радости любви «верных».

Что переживал о. Иоанн, это вполне знает лишь один Бог да он сам. Дневник его лишь — слабый отзвук его силы, зарницы далеких молний и громов, отсвет его пламенного горения. Он сам говорит, что особый «слух сердца нужен при слушании Слова Божия и Божественной службы, особенно — Божественной Литургии, и любомудрствующий ум». И притом у каждого — свое:

— «На молитве должна быть у каждого молящегося своя живая мысль, свое теплое чувство».

Но все же основные мысли и настроения даются самим ходом Литургии. И потому должно напрягать все внимание, чтобы сливаться с Церковью в ее «премудром, прекрасном, Божественном строе» Богослужения.

«Вообще, — говорит о. Иоанн, — все обряды, священнодействия и молитвы на Литургии требуют внимания и смысла очищенного, духа бодрого и горящего верою и любовию: ибо все это священнослужение есть Божия премудрость. В такое краткое время и в таком малом пространстве вспоминается столько величайших событий, совершившихся в разное время, в разных местах! Тут нужно каждую секунду следить взором, слухом, мыслию, сердцем за каждым словом, действием и обрядом; чтобы ничего не проронить, ни пропустить без внимания, поучения, назидания. Да, Литургия требует души любомудрой, предочищенной, несвязанной житейскими пристрастиями и попечениями, устремленной горе! «Горе имеем сердца!» Что ты думаешь о пустяках, стоя во время сей небесной Божественной Литургии? Зачем занимают твою душу наряды, головной убор, золотые украшения, житейские расчеты? Представь Богу в это время душу, украшенную верою целомудрием, кротостию, смирением, милосердием, бесстрастием, любомудрием! Вот одеяние твое! Вот злато твое, приятное Богу!

И сам он всецело отдавался Ему: с первого же момента о. Иоанн вступал в прямое общение с иным мiром. И тут сразу обращала его внимание одна особенность, которую мы, простые богомольцы, точно не замечаем, по привычке к ней, а также вследствие поверхностности нашей молитвы, а его живой душе она много говорила:

«Почему в форме диалога (разговора, беседы) составлены все наши службы? Тут — премудрость Божия… «Чтый да разумеет!» (Мф. 18, 20). «Все молитвы и песнопения во славу Господа, Богородицы, св. Ангелов и святых обращены всегда во втором лице: ты, вы — потому что образуют как бы взаимную беседу одного с другим, или нескольких лиц с Богом, Богоматерью, св. Ангелом,.. со св. угодником или с целым ликом их; и предполагают необходимо их внемлющими нам, присутствующими с нами, или — в Боге весьма близкими к нам. А это должно всегда внушать нам… что мы должны всегда молиться, славословить или благодарить, просить с верою (в простоте сердца) в близость их, в благость их, благоуветливость, скоропослушество, — с чистым сердцем, со страхом Божиим, с упованием и любовию, с сердечным вниманием и усердием, с искренним покаянием в наших бесчисленных грехопадениях». Это «ты» и «мы» говорит о непосредственном присутствии среди нас Самого Спасителя:

«Господь сказал: Где двое или трое собрались во имя Мое, там Я — посреди их (Мф. 18,20). Значит, если бы только двое служили утреню, обедню и вечерню, и никого больше не было; и тогда несомненно был бы Господь среди их по неложному обещанию Его Самого».

Даже если бы и один священник служил, — как сейчас это увидим, — то опять он не один…

«К соучастию в служении Литургии призываются на проскомидии и в Литургии все святые, начиная с Божией Матери. Со священником участвуют в служении все святые и все Ангелы»…

Вот уже он никогда не один! Между тем, проскомидию обычно священник совершает ранее Литургии и часов в видимом одиночестве. И затворники, совершавшие многие годы Литургии уединенно, были не одни, а в полноте церковной: невидимо были с ними ангелы и святые; а духом они стояли с теми, за кого молились. Таковы — еп. Феофан Затворник, схииеромонах Парфений Киевский, — и иные.