Небо Атлантиды - [34]
Проект «Атлантида». Русские всё-таки придумали супероружие, способное покорить если и не весь мир, то хотя бы уничтожить одну нацию – ту нацию, которую они считают своим конкурентом в борьбе за мировое господство. Никакие игры в «космическое оружие», о котором так любит порассуждать друг Рональд здесь не помогут: револьвер заряжен и уже приставлен к виску Америки, Советам осталось только спустить курок.
Если бы Питер Бак имел вредную привычку курить, он закурил бы. А так он просто смял машинописные странички в комок, положил комок в пустую пепельницу и поджёг от загодя припасённой спички. Пальцы у него при этом заметно тряслись…
Дорогб была каждая минута, и в первую очередь, сразу после того, как отстегнулись стропы парашюта, Громов принялся ворошить НАЗ.[32] Аварийный радиомаяк «Комар-2М» с навесной антенной Константин сразу же отбросил в траву. Туда же отправились: сигнальные патроны и мортирка, сигнальное зеркало и сигнальный краситель, пакет с продуктами и консервированная вода, сухое горючее и памятка для забывчивых пилотов. Себе подполковник оставил ветростойкие спички, запасные обоймы к своему ПМ[33] и два ножа: пилу и мачете. Только после этого Громов расстегнул ремни, сбросил шлем и начал стаскивать высотный компенсирующий костюм. Через пару минут он остался в одном лётном комбинезоне и огляделся вокруг, сжимая в руке заряженный и снятый с предохранителя пистолет. Он находился в Прибалтике, на вражеской территории, не мог рассчитывать на снисхождение властей в случае пленения, а потому собирался защищать свою свободу до последнего патрона.
Впрочем, на свободу Громова никто не покушался. Подполковник находился на заросшем лугу, рядом тянулась узкая грунтовая дорога, а дальше начинался лиственный лес, состоящий преимущественно из осин и берёз, – и ни души вокруг.
Пока Константин, покинув дымящий «Як», спускался на парашюте, он успел изучить географию близлежащей местности, а потому примерно представлял себе, куда надо идти. «Ганза» садилась куда-то туда – за этот вот лес, на какие-то поля, а «Игл» увивался за ней. Сумеет ли Лукашевич сыграть свою партию? Вряд ли. Значит, придётся снова впрягаться – выручать старушку Олбрайт от неминуемой смерти.
Громов поставил пистолет на предохранитель, сунул его в кобуру и побежал к лесу.
«Если по прямой, километра три-четыре, – прикинул он. – И тут уж на всё воля Божья. Если „Игл“ будет их добивать, тогда и на земле расстреляет, пока не загорятся. А если решит, что с них хватит, старушка будет моя».
Лес оказался неожиданно густой и почти дикий. Бежать по нему было трудно, и невольно Громов сбавил ход, пригибаясь под низко опустившимися ветвями и обходя завалы валежника.
«И это они называют Европой! – подумал Константин раздражённо. – Деревня деревней!»
Издалека донёсся приглушённый расстоянием перекат взрыва: наверняка, упал один из «Яков». Тут же мысли Громова переключились на результаты воздушного боя.
«Какой же я идиот! – проклинал себя подполковник. – Это же надо – опять согласился на откровенную авантюру и ребят за собой потянул. Идея была глупее, чем с норвежскими транспортами, – сам это видел и понимал. Но почему-то пошёл. Не налетался ещё? Не навоевался? А ведь знаешь прекрасно, что за глупости всегда приходится платить – и не пошлой цветной бумагой, а жизнью. Только вот у тебя всегда интересно получается: в глупые авантюры лезешь ты, а с жизнью своей расплачиваются другие. И Женя Яровенко, и Беленков – забыл их уже? Теперь вот Лёха Стуколин. Как ты его отцу в глаза посмотришь? Что скажешь? Как оправдаешься? Ведь ясно же было, с самого начала было ясно: Маканин с Фокиным – подлецы и лгуны, каких ещё поискать. И всё же ты снова поверил этому выскочке… этому прощелыге поверил…»
На самом деле Громов отлично понимал, что дело не в «выскочке-прощелыге» Фокине и не в том, что когда-то давным-давно (аж целых два года назад!) трое пилотов из авиационной части 461-13"бис" согласились участвовать в операции «Испаньола», которая, скорее, напоминала грабёж среди бела дня,[34] а потом ещё и подрядились в Антарктиду топить американский авианосец – дело было в том, что шла война, а на войне, случается, убивают. И смерть не различает, кто командир, кто рядовой, кто за кого в ответе, и кто идёт в свой последний бой, а кто рассчитывает вернуться. Но, наверное, Константин Громов действительно был плохим командиром и офицером, потому что считал себя ответственным за ошибки, сделанные совершенно посторонними людьми. Рефлексия в острых ситуациях неуместна, но Громов не мог ничего с собой поделать. Наверное, поэтому он и пошёл в пилотажники, что с юности привык отвечать только за себя. Однако жизнь распорядилась иначе, и теперь уже нельзя сказать, лучше или хуже было бы и самому Громову, и его друзьям, сложись всё по-другому.
