Небесные создания. Как смотреть и понимать балет - [33]

«Три гимнопедии» мгновенно стали классикой, но пьеса длится всего десять минут и слишком коротка для балетного репертуара. «Но была еще одна пьеса, – говорит Аштон о балете, который потом стал первой частью “Монотонов”. – И она символизировала Землю. Так что я сделал балет из двух частей: одна посвящена Луне, вторая – Земле. Вот как все было». Премьера «Монотонов I» состоялась в 1966 году, и «Монотоны» стали балетом из двух частей. Действие начиналось на Земле и заканчивалось в космосе; теперь это была полноценная дилогия. (4)

«Монотоны I» тоже поставлены на музыку Сати – «Три гносианы». Звучание «Трех гносиан» более восточное по сравнению с чистой, прозрачной музыкой «Гимнопедий»; они вызывают ассоциации с притягательными тайнами Востока, которые манили исследователей XIX века к гробницам Египта и Ирака, а людей искусства, в том числе самого Сати – к мистицизму и оккультизму, к сектам рубежа веков, взыскующим истинного и чистого духа. В «Монотонах I» тоже трое танцоров, но не двое мужчин и женщина, а мужчина и две женщины. На них такие же костюмы, как в «Монотонах II» – трико с поясом и шапочки – но с одним дополнением: вьющаяся лента на рукавах. И эти костюмы не белого цвета далеких галактик, а приглушенного желтого, цвета почек на молодом побеге. Шапочки, пояса и ленты усеяны кристаллами изумрудного, лимонного и белого цветов. Подобно восточным благовониям, минималистичная музыка Сати пробуждает в воображении картины персидских садов, марокканских переулков, мечетей и михрабов[31]. А Аштону достаточно арабеска с его изгибами, чтобы передать арабский колорит. (5)

Две части «Монотонов» символизируют напряжение, которым пронизан классический танец XIX века – тот же конфликт, что нашел кинетическое выражение в арабеске. Это противопоставление западного классицизма и восточной экзотики, строгих линий и завитков, креста и кривой – противопоставление, заключенное в самой глубине арабеска. Паши и пираты, рабовладельческие рынки и гаремы, брамины и храмовые танцовщицы – все это привносило на сцену чувственный аромат Востока, а у хореографов появлялась возможность украсить классические па этническими деталями. В Мариинском театре и в других балетных театрах эту полярность только приветствовали; так появились балеты «Корсар» (1856 год, действие происходит в Турции, а в основу балета легла знаменитая одноименная поэма Байрона); «Дочь фараона» (1862, действие происходит в Египте); «Баядерка» (1877, действие разворачивается в Индии) и «Раймонда» (1898, действие происходит в Венгрии, но в балете есть сексапильный восточный чужестранец, сарацин Абдерахман).

Подобные сюжеты отвечали духу времени. Для поэтов-романтиков первой половины XIX века побег в экзотические края был способом уйти от реальности (помните у Байрона: «ассирийцы сошли как лавина, как стая волков»). Поэтому во многих операх того времени действие перенесено на Восток: это и «Искатели жемчуга» Бизе, и «Аида» Верди, и «Лакме» Делиба. Обнаженных восточных красавиц с их томными изгибами – арабесок во плоти – рисовали художники Жан Огюст Доминик Энгр («Большая одалиска») и Жан-Леон Жером («Бассейн в гареме»). Даже в «Щелкунчике» потаенно страстный танец Кофе («Арабский танец») вызывает ассоциации с зашторенными восточными будуарами. Начало XX века ознаменовало дальнейший расцвет ориентализма: «Русский балет» Сергея Дягилева сделал себе имя на произведениях с восточным колоритом, полных красок и стилизованной чуственности. В 1909 году вышла «Клеопатра», в 1910 – «Шахерезада» и «Жар-птица», в 1912 – «Тамара». Блестящий гедонистический Восток оказался на пике популярности, которая проникла в ателье по всей Европе и всколыхнула и декоративное искусство, и модную индустрию.

«Монотоны I» начинаются с того, что три танцора стоят отдельно по диагонали сцены; их руки воздеты навстречу золотому сиянию. Они величественно прохаживаются, а затем замирают, вытянув одну ногу назад в тандю дерьер (tendu derrière – по сути, арабеск, в котором задняя нога пока не оторвалась от земли). Здесь это означает томление. Вскоре танцоры сходятся и встают в первый арабеск, но в ответ на судороги диссонанса в музыке – модуляции и дрожащие апподжиатуры, придающие мелодиям Сати их восточный колорит, – арабески чередуются с аттитюдами (attitude) – это вариация арабеска, когда поднятая нога сгибается в колене под прямым углом. Это классическая поза Меркурия, посланника богов из античных мифов, каким его изваял Джамболонья.

«Монотоны I» – это сплошные волны движения. На протяжении всей постановки танцоры извиваются и кружат, подобно цирковым тюленям. Линии часто завершаются изящным движением кисти – она как кончик штопора, как завиток на конце молодой лозы. Стоя перпендикулярно к зрителям, трое танцоров встают в арабеск: женщины при этом смотрят в одну сторону, а мужчина, стоящий между ними – в противоположную; они приседают в плие, одновременно выполняя аттитюд, и перед нами возникает нечто вроде разворачивающегося бутона лотоса. Серия прыжков в плие с арабеском, V-образная форма, перемещающаяся по сцене, вызывает ассоциации с парящей над пустынными дюнами птицей. «Монотоны I» заканчиваются так же, как начинались: танцоры встают в арабеск