Небесное созданье - [64]

Алексей начал было злиться, но остановила разумная мысль: случись на его месте кто другой, то же самое было бы. Так же бы думали, что и золотом поживился, и девицу попробовал. Им хотелось в это верить, и они подначивали его, не догадываясь, что близки от истины. И если ему злиться и нервничать, то будет еще хуже. Поэтому он сделал над собой усилие, внутренне расслабился и рассмеялся вместе со всеми.

— Леха, — теребили его за рукав, — а ты что, уже иномарку отхватил?

Мужики переключились на джип, и даже Медведев не удержался.

— А я вижу, возле Солиных стоит шикарный японский «Лэнд Круизер». Еще подумал, может кто к ним в гости приехал. — Хлопнул Алексея по плечу. — Так это, выходит, ты купил? Поздравляю и завидую.

— Его, его! — загалдели все разом. — Когда обмывать будем, Леха?

— Ну, купил, — не стал спорить Алексей. — Сначала хотел «мерседес», да посадка шибко низкая. Куда на нем по нашим дорогам?

— Круто! Везет же людям.

Как ни длинна была эта ночь, но она закончилась. Солины вернулись домой под утро. Зоя, привыкшая оценивать на двойку любой поступок мужа и всегда быть недовольной его поведением, на этот раз констатировала ровным голосом и, вроде даже разочарованно:

— А ты мало пил. И к бабам не липнул.

— Это плохо?

— Да нет, хорошо, — одарила его внимательным взглядом. Похоже, и ей в муже открылось что-то необычное.

— Хоть раз угодил. Даже не верится.

— Кстати, чего от тебя хотела Ирка? Повесилась на шею и глазки, строила.

— Ничего не хотела. Просто спросила, как живу.

— Заботливая какая. Жаловался ей — жена неласковая?

— Мы о тебе вообще не говорили.

— Ирке чего не выпендриваться, живет как у Христа за пазухой. Дом — полная чаша, муж заботливый. А я от тебя много хорошего видела? Как были в нищете, так и остались. До конца своих дней.

— Тебе надо было в тот раз кому-нибудь другому связать свитер.

— А больше никто не просил.

— Ну, тогда терпи и помалкивай.

Отоспавшись, Алексей хотел пойти попроведовать друзей-охотников, да передумал. Опять начнутся расспросы, а говорить и объяснять ничего не хотелось. Но они сами его нашли. Сначала один пришел с бутылкой, за ним другой, третий, и скоро в кухне было не повернуться.

На стол им Зоя ничего не подавала. Поджав губы, демонстративно удалилась в комнату, потом вообще собралась и ушла к подругам по работе. Алексей сам нарезал сала, наложил миску квашеной капусты, разрезал булку хлеба и достал стаканы. Сказал виновато:

— Извините, мужики, что угощаю, как в избушке, но, — беспомощно развел руками, — сами видите; какая у меня хозяйка.

— Не извиняйся, Леха, не слепые.

После ухода Зои все почувствовали себя свободнее. Алексей даже Дымка впустил, который тотчас лег под столом, у ног хозяина. Он всегда, когда не было жены, позволял себе такую вольность. Усидев бутылку, мужики попросили рассказать о своих приключениях и много ли ему отвалили за хлопоты со спасенной девицей. Коротко рассказал им суть, но с неохотой, сдержанно, признавшись, что измучен расспросами и допросами. А поскольку не дал никакой пищи разгоряченному воображению друзей, те отстали и заговорили о промысле, о собаках, об оружии и ценах на пушнину, то есть о том, чем жили.

Зоя вернулась в сумерках, и мужики засобирались восвояси. Дымок выбрался из-под стола. Пригнувшись и настороженно косясь на хозяйку, тоже пошел к порогу, стараясь не цокать когтями.

Жена выглядела загадочно-молчаливой. Глаза болезненно сощурены, губы скорбно поджаты. Весь ее вид выражал человека, познавшего горькую тайну. Даже не отреагировала на Дымка обычным: «Опять здесь твоя псина? Чтобы не было ее в комнате. Мне некогда за ней шерсть убирать!» Встав в проеме кухонной двери, иронично наблюдала, как муж убирает со стола остатки пиршества и, наконец, сообщила:

— А у девицы твоей видели на груди засосы.

— Кто видел? Учителя? — отозвался с ответной иронией.

— Да нет, не учителя. Медсестра видела, когда та переодевалась.

— А что еще она видела? Может, девица уже и беременна?

— Может, и беременна. Тебе виднее. Ирка-то не про нее ли расспрашивала?

Плюнул с досады, ушел курить в баню. Пригорюнившись сидел на лавке, кляня свою неудавшуюся жизнь. Не захочешь на сторону, да пойдешь. Дома совсем невыносимо стало. Хоть беги куда глаза глядят.

В дверь поскреб когтями Дымок. Впустил его.

— Что, сына, соскучился? — заговорил, положив ему руку на загривок. — Заходи, а то и поплакаться некому. Один ты по мне скучаешь, больше никто. Худо мне, кобелек, совсем худо. Жить расхотелось, никакого интереса не осталось. Жена не любит, а ревнует. Как же, ее собственность. В паспорте об этом штамп стоит. Попробуй кто позарься… А еще постоянно только и слышишь: нищие, нищие. Разве моя вина, что в стране случилась революция, и специальность охотоведа оказалась ненужной? Знать бы раньше, в молодости, так и пошел бы учиться на торгаша или на банковского работника. Нынче они как короли живут. Сейчас бы сам имел крутой джип. И жена бы не корила, что нищий. А впрочем, не пошел бы я в торгаши или банкиры. Нет у меня таких способностей. Да и слишком совестливый… Меня корит, а учителя что, сильно нужны при новой власти? Ведь и самой зарплату не дают. Так-то, Дыма… Чужой я в своем доме. Скорей бы в нашу таежку. Залижу там болячки и оклемаюсь. И может еще сколько продержусь на этом свете.