Небесное созданье - [39]

— У меня математический склад ума. Я умею прогнозировать, просчитывать. А ты — художественная натура. Это сразу видно. Признайся, писал в детстве стихи? Если честно…

Алексей заулыбался со смущением.

— Конечно, писал. Да только переболел ими, как корью. Но поэзию до сих пор люблю. В Базовой избушке держу двухтомник Пушкина, и как прихожу туда, обязательно беру в руки. У него стихи на все случаи жизни. Прочитаю что-нибудь и будто ключевой водой умылся. И жить дальше легче, и на душе светлее. А еще обожаю музыку. Веришь, в армии пел в солдатском ансамбле.

— Чего ж ты пошел по охотничьему делу?

— Говорю же, у меня же дед — лесник, к которому свою будущую жену на кордон возил. Кстати, я спросил его, дескать, как она тебе, глянется? А он эдак уклончиво: „В себя загляни. Тебе с ней жить“. Я у него на кордоне все каникулы проводил. Вместе с дедом ходил по обходам, чистил тропы. Летом помогал ему заготавливать семенную сосновую шишку, гнуть полозья для саней, вязать метлы. Ну, а осенью и зимой — непременно охотничали. Вот от него и пошло.

— А у меня все — от мамы. Она программист высокого класса. С детства учила работать на компьютере. Потом я закончила политехнический, и сама стала программистом. Кажется, неплохим. Во всяком случае, так все говорят.

— Что ж тогда секретаршей устроилась? Не нашла работу по специальности?

— Скажешь тоже… Не нашла… Хорошие программисты нынче в дефиците. Везде возьмут. А в секретарши пошла — была причина. Это — особый случай. — Алена заметно поскучнела и замолчала.

— Расскажи.

Болезненно поморщилась и вздохнула.

— Потом. Сейчас настроения нет. — И переменила тему. — Мне так рябиновый компот понравился. Он остался еще?

— Остался. Да что компот, вообще обедать пора. Солнышко-то уж почти в зените. — Алексей поднялся и пошел к печке.

— Как там погода? — спросила Алена, одеваясь.

— Прекрасная.

— Пойду проверю.

— Давай… Кстати, ты когда-нибудь ходила на лыжах?

— Немножко. В институте делали вылазки на лыжную базу. А что?

— Может пригодиться. Не придут спасатели — сами выбираться будем. Своим ходом. На чердаке лежат старенькие лыжонки, надо после обеда их опробовать. Вспомнишь студенческие годы.

— Я их и так не забыла. Только на лыжной базе мы катались по ровному лесу, а здесь вон какие горы. Расшибусь вдребезги.

— Потренируемся с горок. Дам в руки каек. Научу им поворачивать и тормозить. Нам ведь придется катить все вниз и вниз, до самой Пыжи.

— Я буду стараться. Мне, край, надо скорее домой выбраться. У меня там мама от горя с ума сходит. Мысленно, наверно, уж похоронила меня. Ведь когда теряется самолет или вертолет, редко кого живым находят. Представляю, как она там, бедненькая, мучается. Все о доченьке думает…

— Понимаю и сочувствую. Если все будет ладно, завтра с утра и двинем в Иогач. Хотя не хочется отпускать тебя так рано.

Алена благодарно улыбнулась, глаза ее поблескивали от близких слез.

— Спасибо тебе, Алексей. Уж пожалуйста, помоги мне выбраться отсюда.

— Конечно, помогу. Куда я денусь.

* * *

Старые лыжи, оставшиеся от Наливайко и без пользы лежащие под крышей избушки, оказались вполне годными, хотя мыши немного погрызли камус да крепежные ремни затвердели. Алексей привел их в порядок и приспособил под короткие валенки. Свои же рабочие же лыжи, вместе с обутками, решил отдать Алене. Так ей будет легче и удобнее.

Вышли на волю для первой прикидки. Стоя на снегу в громоздких обутках до самых колен, Алена наблюдала, как Алексей согнувшись затягивает ей лыжные ремни и конфузливо улыбалась. Роскошные шуба и шапочка никак не гармонировали с грубыми, самошитыми обутками. А он, старательно подгоняя крепления, растроганно говорил:

— Спасибо запасливому Наливайко. Не его бы лыжонки, не знаю, что бы и делали. Как тут не вспомнить с теплотой хозяйственного мужика… Без его станочка вчера не побрился бы даже. Щеголял бы перед тобой заросшим дикарем. Вот ведь как, человека давно тут нет, а добро от него все идет и идет. А от нас что-нибудь доброе останется? Нас-то с теплотой кто-нибудь вспомнит? Ну да тебе еще рано об этом думать. Такие мыслишки в возрасте появляются. — Поднял голову. — Что улыбаешься? Смешное говорю?

— Я подумала, в этих бы бахилах по Ленинскому проспекту пройтись. Люди бы останавливались. Посчитали бы, из прошлого века явилась.

— Для города они, конечно, диковинка, — соглашаясь кивнул Алексей. — Вид у них грубоватый и непривычный. Но ты же чувствуешь, какие они теплые и удобные? Под брезентовой оболочкой — толстый войлочный чулок, да еще вязаные носки. Ноги, как в печке, сроду не озябнут. И идти в них легко: мягкие, сгибаются где захочешь. Короче, сплошная благодать.

— Сплошная, — весело повторила Алена.

— А вот если в твоих модельных сапожках пойти по тайге, все звери соберутся посмеяться. Даже медведи из берлог повылазят. Ты же в них нормального шага не сделаешь. Головой в первый сугроб зароешься. — Поднялся, отряхнул полы куртки от снега. Подал потемневший от времени наливайковский каек. — Теперь слушай и запоминай. Держать каек надо обеими руками, вот так, словно кормовое весло. Поедешь с горы и если сильно разнесет, налегай на него изо всех сил — притормозит. А надо повернуть, заводи нижний конец в сторону повтора и опять же дави на комлевый конец. Ну, поняла?