Небесное созданье - [27]

Кто-то из мужиков горько пошутил: «Вот когда у новых русских волчьи дохи войдут в моду, тогда и спрос появится». Ему резонно заметили, что купцы в волчьих дохах в санных экипажах разъезжали, а новые русские — сплошь в «мерседесах» катаются. В легковую иномарку в волчьей дохе не влезешь, да в такой шикарной машине зимой и без шубы тепло. В общем, посмеялись, облегчили душу шуткой и разошлись. А волчьи стаи живут вольготно, и даже днем бегают по лесовозным дорогам вразброд, словно собаки. Шоферы, вывозящие хлысты с лесосек, их частенько видят. Рассказывают, что звери, заслышав машину, отходят к обочине и ждут, пока та проедет, а потом спокойно трусят себе дальше. Чего им глубокие снега месить, коли по наезженным, гладким дорогам бежать гораздо легче. И вообще у них наступила жизнь, которой можно позавидовать. Всяким хищникам, в том числе и волкам, российская демократия дала полную волю, отняв надежду выжить у их жертвы.

Размышляя таким образом, Алексей мало-помалу двигался вниз по руслу Коозу, старательно обихаживая попадающиеся на пути ловушки. И когда основная часть ущелья осталась позади, в его рюкзаке лежали пять соболей, что для коозинского продуктивного путика не много, но и не мало — средне.

А в низовье, в туманной пелене, замаячили уже каменные ворота залома. Значит, Пыжа уже совсем близко, и надо не расслабляться, а наоборот — напрячь последние силы. Перед устьем скальные берега смыкались, оставляя только узкий проход, и последняя сотня метров была загромождена всяким хламом, нанесенным весенними и летними паводками. В хаотическом разбросе там и сям торчали кедровые и пихтовые стволы, изломанные, расщепленные, отшлифованные водой и ветрами до бумажной белизны. Древесный лом перевит выдранными с берегов кустарниками и измочаленными пластами дерна. Все это, вперемешку с валунами, прикаченными сюда дикой водой, создавало искусственную плотину. Речка Коозу, подпитанная к исходу многими ручьями, набирала силу и бунтовала, взламывала сковывающие ее льды. Толстые льдины торосились, громоздились одна на другую. Среди них зияли пустоты, под которыми шумели стремительные потоки, не застывающие даже в сильные морозы, и потому над заломом всегда стелилась туманная дымка.

По залому, через узкую щель каменных ворот, выбраться на Пыжу не было никакой возможности ни человеку, ни зверю — там сам черт ногу сломит. Здесь Алексей пробирался обычно по скалам южного берега, поднимаясь по отвесной стенке высоко над заломом, всякую секунду рискуя сорваться вниз, и уж потом выходил на лесистый склон, по которому и скатывался на Пыжу. Он и сейчас карабкался по этой стенке, осторожно ступая лыжами на острые изломы, придерживаясь свободной рукой за каменные выступы и кусты дикой акации, стараясь не смотреть вниз.

Едва живой от усталости и напряжения, выбрался-таки на заснеженный склон. Отсюда, меж стволами деревьев, проглядывала белая полоса реки. Пыжа — река мощная и красивая, крупнейший приток Оби, была в этих местах зажата крутыми, скалистыми берегами, над которыми дыбились высокие, лохматые горы.

А небо уже заметно меркло, наливаясь вечерней синью, и в тайге становилось сумрачно. Все-таки долго он провозился в Коозу, но спешить и дальше не надо. Привалившись спиной к кедру, стряхнул с плеч рюкзак и достал мешочек, который по мере уставания все тяжелел и тяжелел. Натянул на него еще один, в котором носил заварку, сахар и сухари — для маскировки. Теперь его нести надо так, чтобы при нужде можно было быстро бросить подальше от путика, за колодину или скалу. Значит, мешочек всегда должен быть под рукой. Подвязал его на быстрый узел к правой лямке рюкзака. Конечно, при ходьбе он будет сильно мешать, зато близко.

На Пыжу скатился с оглядкой. Его старая лыжня давно занесена снегом и едва угадывается, а новую, к его большой радости, никто не проложил. Выходит, спасатели тут еще не появлялись. Были только волчьи следы. Они тянулись вдоль правого берега в верховье. Звери прошли тут переходным шагом, след в след. Молодые и переярки не резвились, не выскакивали из строя, и определить численность особей в стае Алексей не смог. Тропка хищников пролегала по занесенной снегом лыжне, и в этом не было ничего удивительного. И человек, и звери опытно выбирали самый удобный и безопасный путь. А потому Алексей опять побрел по волчьей тропе, тем более, что с сумерками, когда снежная белизна реки начала растушевываться, вмятины волчьих следов, залитые синими тенями, выделялись довольно четко и служили как бы путеводной нитью.

Но скоро и ровная строчка тропки хищников растворилась в опустившейся мгле. Тьма наступила почти мгновенно, словно из комнаты вынесли лампу. Месяца пока еще не было, он выкатится на ночной небосклон только через три часа, а к тому времени Алексей уже должен подходить к Базовой избушке. Правда, у него всегда с собою фонарик, и когда допоздна задерживается на путике, то, при необходимости, всегда подсвечивает себе. Сейчас он тоже сильно припозднился, а впереди, в порожистых местах реки, его ждут опасные участки. Там и обширные полыньи, и невидимые пропарины на обманчиво ровном снегу, и скользкие вздутия, под которыми таятся ледяные лопушки — пустоты. Провалишься в такую, да затащит под лед, считай — в ледяной могиле.