Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [147]
Я благодарю всех добрых людей за их привязанность ко мне, которую бы мне очень хотелось оправдать, хотя каким-нибудь полезным для них делом. Но мне очень горько, что дело идет так, а не иначе; пусть же засвидетельствуют, по крайней мере, что я делал всё, чтобы остаться дома. Я чувствую, что исполню очень дурно то, чего от меня ждут, частью по своей политической неопытности, частью же и по слабости здоровья, которое служит мне вовсе не так, как я бы хотел. Я всегда дурно чувствую себя, прожив зиму во Флоренции. – Но тем не менее fiat voluntas tua[452].
Вторичное пребывание Джусти в новой представительной камере не ознаменовалось, с его стороны, ничем сколько-нибудь замечательным. Должно предполагать, что прежде он поддерживал аристократические министерства более из-за личного доверия к лицам, составившим его, чем из твердо установившихся убеждений. На этот раз он не имел никакого определенного плана действий, и даже события сильно должны были поколебать его в его прежних политических верованиях… Еще до нового избрания своего, он написал сатиру в форме разговора двух: неподвижного и полудвижущегося, под заглавием Le piaghe del giorno (современные язвы) – затем, и до самого возвращения Великого Герцога, он не писал ничего.
8-го февраля 1849 г. была раскассирована, наконец, и эта камера. Установленный триумвират созвал новую, которая должна была выбираться всеобщей подачей голосов. Джусти и на этот раз был выбран; но отказался принять предлагаемое ему в третий раз звание народного представителя. Измученный физически и нравственно, он угасал очевидно…
Привожу письмо его к Марини, с которым с детства он был в очень дружеских отношениях. Письмо это тогда же было напечатано, в одном из флорентийских альманахов:
Наши дела упали решительно, и еще хуже, чем в июле 48 года. Народ не умер, но умерла мысль, возбуждавшая его к искуплению своей свободы. Я надеюсь даже, что мысль эта, загнанная в самую глубь души, очистится там, созреет и прорвется вновь с новою силою, с большим единодушием…
Две вещи, главным образом, повредили нам: то недоверие к себе, то непомерная самонадеянность. Одна заставляла нас медлить, где нужны были порывы; другая – поступать, очертя голову…
С одной стороны люди, вечно сидящие сложа руки, кричали нам: не торопитесь!
С другой нас уличали в бездействии. А мы, среди этих двух крайностей, толкли воду, или еще хуже пожалуй. В другой раз, если только можно воспользоваться уроками, мы будем довольствоваться тем, что сделаем всё возможное, будем помнить, что мир не для тунеядцев, и что лучшее – вечный враг хорошего.
Это письмо, писанное не в минуту увлечения парламентской ссорой, рисует гораздо лучше, и может быть, даже вернее, характер Джусти и сущность его политических убеждений, чем его парламентская деятельность, и приведенный выше отрывок из письма, писанного под влиянием только что постигшей его политической неудачи.
Продолжаю выписку, так как дальше письмо это, касаясь прямо событий в Тоскане, становится еще интереснее:
Мы тут колебались между республикою и возвращением к прежнему[453]. С одной стороны, горько отказываться от собственных убеждений и от собственного дела[454]; но с другой стороны, озабочивают сильно Тедески: они уже повернули к нам. Гверрацци – с ним и всё собрание – а с ним и весь народ – то храбрятся, то как будто готовы на переговоры, на мировую. Происки кружков, – люди продажные и беспокойные, а также немногие заблуждающиеся честные люди – стремятся к крайностям и отбивают возможность действия у Гверрацци, как прежде у Ридольфи и у Капони…
Я не хочу опять идти в депутаты. На этом настаивают; у меня там есть еще несколько друзей, которым мне не хотелось бы отказать: но и против совести поступить я не хочу и не умею. К тому же я рожден для того, чтобы быть в партере; те, кто меня гонят в ложу, хотят уничтожить меня. У меня такие фибры, что обыкновенно их ничем не возмутишь и не потрясешь; но едва взойду на трибуну, внутреннее волнение отнимает у меня возможность говорить и думать: чувствую, что много нужно сказать, а кончу тем, что ничего не скажу. Я не имею ни малейшего желания идти в собрание для того, чтобы бормотать всякий вздор, или стоять как столб, не говоря ни слова. Я уже ни на кого не сержусь, но я поотведал волчьих зубов, и с меня довольно. Время покажет, кто прав; я же себе не изменяю: чем был, тем я буду, как бы ни ругали мена за это… Разделим грех пополам, поставим надгробный памятник прошедшему, и больше прежнего будем друзьями…
Корона или Фригийская шапка – всё равно, а худшее для народа междоусобная неурядица.
Прощай.
Д. Джусти.
Флоренция 8 апр. 1849
Талант Джусти оборвался сразу, замер, словно нерв, прижженный разъедающей кислотой. Старчество, которым дышит уже приведенное выше письмо к другу, начинает одолевать его. Едва кончалось раздражение, еще поддерживавшее в нем страстность порывов и силу увлечения, он умолк. В его стихотворениях мы не найдем агонии охлаждающегося вдохновения, последней борьбы с смертью, на которую верный победитель всегда кладет свою тяжелую печать…
Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.
Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».
Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.