Неандертальский мальчик, или Большой поход - [11]
Одинокий Лось слышал голоса, доносящиеся из большой хижины, которую они построили. Ребята устали, проголодались, и всё по вине старого толстяка, который плохо учил их охотиться и ловить рыбу…
— Эй! Да ведь эти ледниковые дети — мы! — вскрикивает Блошка.
— Как мы попали в твою историю? — вторит ей Рысь.
— Дайте закончить, — отмахивается Умник и продолжает рассказ: — Старый Одинокий Лось долго бродил вокруг хижины, вслушиваясь в веселые голоса детей, а потом, не дожидаясь, пока они заснут, принял решение.
Да, он подарит свою жизнь и свои знания этим малышам, чтобы они спаслись, выросли большими, стали мудрыми и отважными, как он сам, и странствовали без страха по белу свету…
— Ты хочешь сказать, что… Одинокий Лось… дал себя… съесть… — шепчет Медвежонок.
— Именно. Подарив свою жизнь ледниковым детям, он будет уверен, что какая-то его частица останется жить в них.
Мы вздыхаем, глядим на пляшущее пламя. У многих слезы на глазах, а Березка не сводит с Умника задумчивого взгляда.
— Бедный Одинокий Лось!
— Красивая история, — говорю я. — Интересно, как это ты их придумываешь?
— Просто закрываю глаза… и вглядываюсь в темноту, — отвечает Умник. — Река, отделяющая реальность от вымысла, не так глубока, ее можно перейти вброд…
И тут мы слышим шорох у входа в хижину, завешенного шкурами.
В страхе жмемся друг к другу. Пещерный лев? Медведь-шатун? Саблезубый тигр?
Слышится звук падения, и вслед за тем над болотами вновь воцаряется глубокая тишина.
Никто не решается выйти посмотреть, и я с бешено бьющимся сердцем поднимаю камни, которыми придавлены шкуры у входа, приподнимаю краешек одной из них — и невольно испускаю крик.
Два желтых глаза смотрят на меня из темноты!
Протягиваю руку и натыкаюсь на ветвистые рога.
Беру головню из очага, вглядываюсь пристальней. На земле лежит старый лось!
Когда Молния говорит, что шкура у него в черную крапинку, я даже не удивляюсь.
НАПЕРЕГОНКИ С МЕДВЕДЯМИ
— В природе ничего не прибавляется и ничего не исчезает, только переходит из одного состояния в другое.
Произнеся эту загадочную фразу, Умник удаляется в свой угол размышлять над ней, а мы, под изумленным взглядом дедушки Пузана, втаскиваем лося в хижину.
— Вы добыли лося? — вскрикивает старик, протирая глаза. — Ночью? Но это просто чудо! Кто его поймал?
— Умничек.
— Умник? Не могу поверить!
— И все же, дедушка Пузан, вот он, лось, перед тобой.
— М-м-м-м… Он, наверное, вкусный, хотя, по правде говоря, несколько пожилой. Жестковатый…
— Никто тебя не заставляет его есть, — бурчу я.
— Да замолчишь ты, нахал?! — вспыхивает учитель. — Я тебе это попомню, когда дело дойдет до Годовых Копий.
— Кстати, насчет отметок, — замечает Медвежонок, — тебе не кажется, что мы заслуживаем поощрения?
— Ну разумеется, сынок. Вот, беру дубинку-журнал и ставлю «отлично» Умнику и «хорошо» всем остальным. Конечно, кроме Неандертальчика: ему хватит и «удовлетворительно». Мальчик неглупый, но ужасно недисциплинированный…
Удрученный этой явной несправедливостью, я вместе со всеми занимаюсь бедным Одиноким Лосем. Пока мы коптим на огне его мясо, у всех на глазах слезы, и не только от дыма.
Дедушка Пузан, ничего не понимая, ворчит:
— Совсем с ума посходили. Надо радоваться, что наконец-то появилась еда, а они ревут в три ручья. Пойди пойми этих сосунков…
Весь день мы трудимся, и к вечеру котомки полны.
— Этих припасов хватит на целую луну, — заверяет Березка.
Однако через три дня по милости нашего ненасытного учителя мы снова остаемся ни с чем. Выходим к берегу широкой реки и убеждаемся, что переправиться через нее не так-то просто.
— Я это предполагал, — замечает дедушка Пузан. — Была оттепель, и река не замерзла как следует.
— И что теперь? — спрашиваю я.
— Ох, Неандертальчик, не мешай думать! — огрызается учитель.
Старикан думает три дня и три ночи и под предлогом того, что раздумья отнимают много сил, уничтожает ту малость, которая еще осталась от наших припасов.
Мы устали, изголодались: назад возвращаться нельзя, а впереди река, непреодолимая преграда.
Однако на четвертый день Умник просыпается с вопросом:
— Почему чем выше мы поднимаемся, тем становится холоднее?
Дедушка Пузан недовольно ворочается в своем меховом мешке.
— Хороший вопрос, Умник, только не мешай мне спать, я еще не выспался.
— Умник, ты уверен, что это так?
— Абсолютно уверен. Когда мы только-только ушли со стойбища, там, на наших пригорках, моя шуба лишь по краям покрывалась инеем, а теперь промерзает на целую пядь.
— Значит, если мы поднимемся еще выше, станет еще холоднее?
— Думаю, да, — кивает Умник.
— Ура! — кричу я. — Вот и решение нашей проблемы. Надо подняться к истокам реки: там она наверняка замерзла.
— Вот именно! — каркает дедушка Пузан, с трудом выпутываясь из своего мешка. — То же самое и я говорил.
— Ничего ты не говорил, дедушка, — возмущается Блошка. — Решение нашел Неандертальчик, он заслуживает хорошей отметки.
— В другой раз, в другой раз, — отмахивается старик. — Ну, живее, разбирайте хижину, и в путь, пока мы совсем не ослабели от голода.
Блошка с огорчением смотрит на меня.
Мы идем еще четыре дня, терпим голод и холод, холод и голод и наконец подходим к подножию большого водопада.
