Не зови волка - [17]

, зажженные в каждом углу.

Но Лукаш хорошо помнил домовиков, и как они выли той последней ночью. Вопили под дощатым полом и кричали под самой крышей. Он помнил, как прятался под одеялом, когда захлопнулись двери их дома и земля содрогнулась от удара невероятной силы. Священные свечи его матери потухли в один момент.

Уже тогда Францишек был умнее всех остальных.

– Когда домовики плачут, – прошептал он в темноте их спальни, – это значит, что хозяин дома мертв.

– Что ты хочешь сказать? – вероятно, спросил Лукаш. Он не помнил этого момента во всех подробностях.

– Что он умер, – ответил Францишек. – Папа умер, Лукаш.

Исчез в золотом пламени, раздавлен золотой челюстью. Кто знал, что случилось с ним на самом деле. Это и неважно. Домовики не ошибаются. Лорд Тадеуш Старший, Друг Волков и Убийца Драконов, был мертв.

На следующее утро мать отправила их в путь.

– Позаботься о братьях, – наказала она Тадеушу, и ее голос разнесся по деревянным залам, украшенным блестящими драконьими костями. – Я убью этого монстра и отправлю за вами людей.

Но никто не пришел. Прошло уже десять лет, а братья так и не вернулись домой.

– Думаю, – сказал Тадеуш после очередной паузы. – Мне пора вернуться в Зал Смокуви.

– Зачем? Нам не велели возвращаться. – Лукаш поднял глаза на брата, и его сердце замерло. – Или ты слышал?..

У Тадеуша дрогнул подбородок. Это было почти незаметное, нервное движение, но Лукаш понял, что ему лучше не заканчивать свой вопрос.

– Наш дом в горах, – сказал Тад. – Пришло время вернуться.

– Зачем? – повторил Лукаш. – Там никого нет. Наши родители мертвы, – продолжил он, несмотря на то что старшего брата передернуло от его слов. – Прошло почти десять лет. Мы должны обжиться здесь. Ты же помнишь, что мы ушли из дома не просто так, Тадеуш.

– Я понимаю, Лукаш. Но я самый старший. Пришло время вернуться и возродить наше наследие. Мы последние носители традиций великих воинов и не позволим нашим обычаям умереть вместе с нами. – Его голос смягчился. – Я пошлю за вами, когда убью дракона.

– Мама говорила то же самое.

Тадеуш не ответил.

Вокруг них шумел дождь. Тусклая чешуя дракона-фаустиана начала темнеть. Совсем скоро его тело истлеет, плоть почернеет, клыки выпадут. Через пару месяцев он иссохнет и станет хрупким, как песочные замки на пляже Границы. И тогда ветер сдует пыль с его гладких серебряных костей.

– Это больше не наш дом.

Тадеуш положил руку на плечо младшего брата.

– Тысячи лет наш народ бегал с волками и убивал драконов. Мы наследники золота и огня, крещенные льдом, и наше предназначение – хранить традиции, такие же древние, как сами холмы. Неважно, как далеко мы уйдем, не имеет значения, сколько миров мы увидим. В конце концов мы должны упокоиться в тени гор, благословленные волками.

От слов брата у Лукаша по плечам пробежали мурашки.

– В тени гор, да? – Он потер глаза. – Что насчет разрушенных церквей?

Но Тадеуш даже не улыбнулся. В тот момент он выглядел точно так же, как их отец: задумчивый и серьезный. Такие люди не смеются над богохульными шутками после глотка золотистой водки.

– Ты еще очень молод, Лукаш, – сказал старший брат. – Но однажды ты поймешь.

Он отвел свой взгляд, так похожий на отцовский. Тадеуш смотрел на потемневший мех серебряного дракона фаустиана, лишенного рогов. Скоро три сотни лет ужасающей красоты обратятся в прах. Когда Тадеуш заговорил, в его голосе звучал волчий рык, шум горных рек и эхо десяти веков истории клана Смокуви.

– Однажды, Лукаш, – прошептал он, – горы позовут тебя домой.

5

Перейдя на широкие, ловкие прыжки хищника, Рен во весь опор неслась домой.

Она пробежала под аркой и перескочила ступеньки между двух каменных рысей. Рен пролетела по холодному темному залу, перепрыгивая через осколки разбитых люстр. Взбежав по лестнице, она резко свернула за угол, процарапав ковер когтями.

Чарн уже ждал ее.

Он лежал на животе, в высокой нише, напротив длинного ряда окон. Раньше в углублении красовалось довольно яркое изображение утопления ведьмы. Рен принципиально ненавидела эту картину, и они с Ришем избавились от нее еще в детстве.

Со своего возвышения Чарн наблюдал за лесом внизу.

– Долго же ты плавала, – заметил он.

Он обладал тем типом голоса, который мог оборвать любой разговор: звучный, медленный и отрывистый.

Рен прошлась по обрывкам изодранного полотна. Небо затянули серые тучи, и Чарн был похож на очередную тень, мелькающую в полумраке зала. По обеим сторонам его убежища висели поблекшие знамена золотого и фиолетового цветов, покачивающиеся при каждом ветерке.

– Ты подходишь этому месту, – сказала Рен.

В этот раз она превращалась медленно, хотя трансформация в человека давалась ей проще. Менять четыре ноги на две было легко.

– Я очень благороден, – спокойно согласился Чарн.

– Я имела в виду, что ты сноб.

Чарн усмехнулся, наблюдая за тем, как Рен схватилась за ближайший стяг и забралась в нишу. Она села рядом с ним, свесив длинные грязные ноги с края. На лес опускалась темнота, и несколько воробьев залетели в зал через разбитое окно, чтобы устроиться в своем гнезде среди отделанных золотом оленьих бюстов.

– Ты меня ждал?