Не жалею, не зову, не плачу... - [23]

Шрифт
Интервал

он храпит, содрогаясь тяжелым телом, и сползает с подушки, захлёбывается, а я его

подтаскиваю к изголовью, сижу радом и караулю.

В половине четвёртого утра начал экзетировать больной Васеньдин,

гипертоник, молодой, двадцати семи лет. Криз начался вчера, давление 240, потом

резко упало, и он ни рукой, ни ногой, ни языком – инсульт, паралич. Папаверин с

дибазолом, сульфат магнезии, сердечные, он только глазами хлопает и смотрит

мимо. Эх, Васеньдин, «немочку бы мне». Ехали мы с ним одним этапом из

Чимкентской пересылки. Он сел уже в пятый раз, хотя вроде и не вор, шоферил в

пригороде. То за хулиганство, то за телесные повреждения, просто за

безалаберность. Гипертония чаще хватает людей серьёзных, страдающих от

несправедливости, а он беспечный, выпить любил, спеть «Сормовскую

лирическую», очень проникновенно выводил: «И скажет, немало я книг прочитала,

но не было книги про нашу любовь». Воевал в Германии, там победы дождался,

скоро уже домой, а он ни одну немочку не попробовал – как же так, чем он хуже

других. Не уеду, пока не попробую. И вот катит он на «студебеккере» летом, один,

уже тепло, видит, идёт розовенькая, как поросёнок, фигуристая, и передок у неё, и

задок. «Я ей – ком, фрау, ком, а она в сторону. Нет, говорю я себе, не уйдёшь,

шмайссер вскинул, она сразу – битте. Свернули мы с ней с автобана, я улыбаюсь,

она улыбается, моя немочка, такая вся пухленькая, лет шестнадцати, первая моя

немочка, дай бог не последняя, увезу я её с собой. Без паники легли мы, только я

ринулся с голодухи, а она: ой, тише, тише, – русская оказалась! Угнали в Германию.

А почему ты домой не едешь? Боюсь, посадят за измену родине. Договорились на

другой день встретиться, она согласна, а я не приехал, меня взяли за грабёж

склада». И опять поёт: «Над Волгой широкой, над степью далёкой гудками кого-то

зовёт пароход», – голосисто поёт и радостно. Нелепая судьба. Помню, он ещё

говорил на этапе: «Сейчас вот сидим рядом, корешуем, баланду из одной миски

хаваем, одной шинелькой укрываемся, друзья вроде, а в лагерь как привезут – кто

куда, друг дружку в упор не видим, всё забывается». Я убедился, и впрямь так, в

тюрьме, на пересылке рассказываем друг другу всю подноготную, доверяем свою

тоску и надежду, откровенность сближает, так и кажется, навеки будем неразлучны,

ты мою беду знаешь, а я твою. А привезли в лагерь, построили, развели по баракам,

переодели и – с утра до ночи бегом-бегом по зоне, что в лагере, что на объекте всем

некогда, а встретимся случайно, – вроде знакомы, и дальше бегом-бегом. Прощай,

Васеньдин, ещё один брат во времени. Постоял я, послушал, как душа отлетает.

Больные рядом дрыхли, уже пятый час. Закрыл его простынёй от пяток до головы,

завтра вскрытие. И опять к Джумабаеву – жив земляк, весь в поту, будто глазурью

покрыт, и храпит, храпит в глубочайшем сне. Выживет. Потом тайком проводим его

от греха подальше.

8

Дожил я до утра, дожил до решения. Песню не относить, уничтожить. На

предложение Дубарева не соглашаться. Если дадут 58-ю, готовлюсь к побегу. Не

ждать, пока кондрашка хватит, вот как Васеньдина. Сбегать мне не привыкать.

Прожил я под чужим именем пять лет, проживу ещё пятьдесят пять, если уж такую

мне судьбу предрекли. «Доблесть несовместима с невиновностью, как поступков,

так и принципов». Судьба Пульникова меня не прельщает, Васеньдина тем более.

Сбегу и впредь умнее буду. Трибунал, тюрьма, лагерь кое-чему научили.

Новое утро я встретил спокойно, я стал старше на одно твёрдое решение.

Через пять дней Пульников освободился, и я вздохнул облегчённо. На другой

день вызвал меня капитан Капустин. Сейчас он скажет, теперь на мои плечи

ложится тяжёлая ноша главного хирурга в лагере, так я думал. Но кто-то думал

иначе. Капитан Капустин объявил мне о снятии всех зачётов. 180 дней. Шесть

полных месяцев. Я чуть не взвыл от неожиданности. Если хирурга отпустили без

помех, значит, всё, беду пронесло. И вот тебе на! Когда мне объявили восемь лет, не

было так горько, как сейчас, когда добавили каких-то шесть месяцев. Тогда за дело,

теперь по произволу, здесь я не виноват. Или меньше всех виноват. А пострадал

больше всех. За что?

По сути, не зачёты сняли, а срок добавили, шесть месяцев. Пока шесть. Пока

месяцев. Ветка спрашивает в письме: «А за выходные дни тоже идут зачёты?» Не

лучше ли написать ей: не жди меня, вся молодость уйдёт попусту. Ждали воинов с

Великой Отечественной, они заслуживали, но зачем ждать какого-то зека? Сколько

ему сидеть, одному Богу известно. Дубарев от меня не отстанет. Может быть, на

этап попроситься? Куда-нибудь в Ширу, в Улень, в Черногорку, медики нужны

везде. Этап – наказание, зека его бояться, иные вены вскрывают, лишь бы не

отправили, но попросишься – нарочно оставят, всё делают наперекор.

«Что ты наделал, Женька, своим преступлением для своего будущего, для


Еще от автора Иван Павлович Щеголихин
Дефицит

В романе рассматривается становление личности, развитие ее духовного потенциала. Отстаивая чистоту социалистических идеалов, автор показывает и отдельные отрицательные явления, живучую плесень мещанства. Погоня за материальной выгодой, утверждает писатель, оборачивается духовной ущербностью, нравственным обнищанием.


Снега метельные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лишними не будут

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трое в машине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бремя выбора

Автор книги Иван Щеголихин по образованию врач. Печатается с 1954 года. Им опубликованы романы, повести, рассказы как на современную, так и на историческую тему. В серии «Пламенные революционеры» вышла его книга «Слишком доброе сердце» о поэте М. Л. Михайлове. Отличительная особенность произведений И. Щеголихина — динамичный сюжет, напряженность и драматизм повествования, острота постановки морально-этических проблем.Книга рассказывает о судьбе Владимира Михайловича Загорского, видного деятеля партии большевиков, о его сложном пути революционера — от нижегородского юного бунтаря до убежденного большевика, секретаря Московского комитета РКП (б) в самом трудном для молодой Советской республики 1919 году.Огромное влияние на духовный облик Загорского оказали описываемые в повести встречи с В.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


Рекомендуем почитать
Любовь последняя...

Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.