Не взывай к справедливости Господа - [34]

Так и стояла она со своей странной улыбкой перед Кириллом, искоса и мельком взглянув через его плечо, на нелепого, в своём мужиковатом обличии Федулу.

– Пригласи девушку в кино, – пробасил он за спиной Кирилла, – в такую погоду лучше в тёплом месте да вместе…

– Ой, правда! Пойдёмте, в «Родину», там «Весна на Заречной улице» идёт!

Кинотеатр с патриотическим названием «Родина» рядом, только перейти через площадь.

Перешли, вернее, перебежали под зимним ветродуем площадь Ленина и остановились перед колонным, освещённым огнями фасадом.

Над фасадом огромными буквами полыхало в снежной замяти название знаменитого фильма, в котором разыгрывалась драма злободневная на все времена – любовь и ещё раз – любовь.

– Ну, давай! – Кирилл протянул, как бы прощаясь, ладонь Федуле. – Гони в общагу!

– Не, ребята, я как-нибудь с вами! Можно? – наклонился он над подругой Кирилла.

– А-то нет! – рассмеялась девушка над неуклюжей простецкой формулой человеческой навязчивости.

Кириллу оставалось только неодобрительно взглянуть на Дину. Но в снежной крутоверти она этого не заметила. Или не хотела заметить.

Вышли из кинотеатра молча.

Фильм, где производственное сливалось с личным, был настолько близок рабочему человеку и настолько лирична любовь в нём, что молчал даже Кирилл.

Федула только шмыгал носом и тихо кашлял в кулак.

Самое удивительное, что за время сеанса погода успокоилась, и как всегда бывает после метели, небо очистилось от мглистой наволочи, и наградило себя за взятую высоту звёздами всех величин.

Вечер был на удивление тих и ясен.

Успокоенный он лежал на крышах домов, на ветвях застывших в немоте деревьев.

Снег мягкий и пушистый извинительно ластился к ногам, как набедокуривший котёнок. Даже месяц, от удовольствия быть на виду, сладко жмурился.

Возле автобусной остановки Дина взмахнула рукавичкой:

– До свиданья мальчики! Гуд бай! Бай-бай!

– Ну, уж нет! – Кирилл развернул Дину за плечи и шутливо притянул к себе. – Не хорошо, девушка, так поступать с друзьями! А поцелуй?..

Дина провела рукавичкой по весёлым губам парня, подала руку Федуле и заспешила к подъехавшему автобусу.

К удивлению Кирилла, Федула с несвойственной ему прытью в два прыжка обогнал девушку и заслонил ей дорогу, раскинув руки.

Кириллу ничего не оставалось, как последовать за ними.

– Ну, пожалуйста, побудьте ещё с нами! Пожалуйста! Мы вас проводим, ей-богу!

Федула с таким жалостливым видом стоял перед девушкой, что та громко рассмеялась:

– Ладно, ладно! Только не на долго.

Кирилл, показывая на небо, заговорил стихами Есенина:

– Когда светит месяц, когда светит, чёрт знает как, я иду головою свесясь, переулком в знакомый кабак!

Дина в раздумье потрогала сапожком снег, провела им полукруг и озорно посмотрела на своих провожатых:

– Ну, в кабак, так в кабак! – весело тряхнула головой. – И что вы мне предложите на ужин?

– Бифштекс я гарантирую! – прикинув в уме свою наличность, сказал Кирилл.

– На ужин скромно, но совсем неплохо, если бифштекс – с кровью!

– Кровь-то зачем? – пробурчал рядом Федула. – Я лучше вам вина возьму к бифштексу.

Кирилл снова удивился: «Ну, Федула! Ну, жмот! Это, по какому же случаю, он раскошеливается?»

Самый ближний путь был до привокзального ресторана и самый удобный – цены там не такие кусачие, как в городе, а готовят прилично.

В ресторане тепло. Уютно. Люстры хрусталём в глаза брызжут. Празднично. Официантки все молоденькие в белых коронах, в школьных фартучках с кружевными оборками:

– Сюда пожалуйте! Сюда!

Сели «сюда». В гранёных, тяжёлого литья вазах, косыночки жмутся – салфетки губы вытирать.

– Что кушать будем? – это официантка.

– Та-ак… Три бифштекса с макаронами и три чая. – Кирилл для верности нашарил в кармане счастливо оставшиеся от получки деньги.

– И, пожалуйста, три порции глинтвейна, но горячего, – повернулась в сторону официантки Дина, тем самым, ввергнув Кирилла в отчаянье – всего, что было в кармане, вряд ли хватило бы оплатить столь скромный заказ. Он что-то читал, у Диккенса что ли, о разных экзотических напитках, которые пили его герои маленькими глотками, согреваясь у камина после английских туманов.

Федула, не поняв значение слова «глинтвейн», заказал сразу, с плеча, бутылку водки, вставив в конце – «Если можно?»

– У нас всё можно! И водочки можно! – оживившись от последнего предложения, ласково пропела официантка.

Тут же на столе появилась бутылка водки, которая была уже открыта, и три ёмких фужера, наверное для того, чтобы эту бутылку тут же прикончить за один заход. Потом, через невозможные минут десять-пятнадцать приплыли на голубых тарелочках вожделенные бифштексы, прикрытые, как салфетками, яичницей-глазуньей.

Теперь можно приступать и к водочке.

Кирилл непроизвольно сглотнул набежавшую слюну. Сегодняшний обед в рабочей столовой был далёк, как вчерашний день.

Кирилл по-хозяйски налил до половины фужера себе и Федуле, и немножко плеснул девушке.

– Ну, чтоб хорошо было всегда! – поднялся со своего места Федула, держа на вытянутой руке искрящееся под люстрами золочёным ободком розовое стекло фужера.

Дина тоже поднялась и прислонила свою посуду к Федулиной.

Кирилл с неохотой, чуть оторвавшись от стула, присоединился к ним.