Не время для учеников - [2]

Профессор обмотал вокруг шеи белый шарф, надел цилиндр и пальто. Дремавший сторож очнулся и почтительно отворил ему двери.

— До свидания, господин профессор.

— До завтра, дружище.

Профессор не торопясь раскурил свою трубку, глубоко затянулся и вышел на улицу. Уже давно стемнело. Ярко горели газовые фонари. Шел снег, и мелкие снежинки вспыхивали в лучах ледяными звездочками.

«На Рождество должен приехать Дик, — подумал профессор, — он давно собирался в отпуск.»

Профессор жил в небольшом домике, окруженном старым садом и множеством кустов роз. Овдовел он 5 лет назад. Его единственный сын Ричард, капитан II ранга, служил на крейсере, находящемся сейчас в плавании у берегов Южной Америки. Дик приезжал на побывку не чаще двух раз в год, и только почта связывала их невидимой, но прочной нитью. Отец и сын писали друг другу часто. Дик был единственным, кто поддерживал все сумасбродные затеи отца, и только от него у профессора не было ни каких секретов.

Подумав о сыне, профессор опять вспомнил этого студента, кажется Греса Никсона, который, один из немногих всерьез относился к его исследованиям. Они были разные — белобрысый с широко расставленными глазами Дик и высокий, угловатый темноволосый Никсон, всегда с немного нахмуренными бровями.

Никсон привлек внимание профессора вот в связи с каким обстоятельством. Никто из коллег его по началу не мог повторить его знаменитого эксперимента.

Лишь на съезде естествоиспытателей он, публично проделав опыт, убедил скептиков в своей правоте. Конечно, никто из студентов тоже не мог его осуществить. Опыт выходил только в присутствии профессора. Естественно, все дело в особой тщательности и добросовестности, которую требует современная экспериментальная физика. Но вскоре нашелся студент, сумевший поставить опыт без участия профессора. Это и был Грес Никсон. Правда, и ему удалось это единственный раз. Но странная вещь, профессору с тех пор казалось, что при демонстрациях черный шарик исчезает гораздо чаще, если на него направлен пытливый взгляд черноголового парня. Во время лекций профессор и студент часто встречались глазами, и профессор никак не мог забыть его странного взгляда — в нем был восторг и упрек одновременно.

Погруженный в свои мысли профессор не спеша шел по пустой улочке, стиснутой с двух сторон высокими домами с черепичными крышами. За ним тянулась цепочка следов, и метель с удвоенной энергией засыпала их. Красный огонек профессорской трубки, как маяк, то вспыхивал, то гас в темноте, и кружащиеся в воздухе снежинки казались бабочками, летящими на огонь.

* * *

В ярко освещенной комнате за большим столом сидели трое студентов. Один из них тасовал колоду карт. Желтый круг света яркой лампы лежал на столе. Рядом были расставлены бутылки с заманчивыми этикетками.

А за окном стояла апрельская ночь. Нагретый теплыми морскими течениями ветер с запада за три дня превратил высокие сугробы в глубокие лужи и журчащие ручейки. Обрадованные мальчишки пускали кораблики из сосновой коры с парусами из школьных тетрадок.

На улицах стало многолюднее. Уже встречались на углах бойкие торговки с букетами первых лесных цветов. Цветы в этом городе появлялись удивительно рано, когда в окрестных лесах еще лежал глубокий снег. Но симпатичные продавщицы не выдавали своих секретов, рассказывая, что знают в лесу места, где цветы растут даже зимой. Возможно, они имели в виду оранжереи…

После шумного дня приходила тихая весенняя ночь. В такие теплые ночи совсем не хотелось спать. В душе пробуждались дремлющие воспоминания и неясные надежды. Студентам часто приходилось просиживать с друзьями все ночи до рассвета. Отсыпаться предпочитали на лекциях.

— Тебе сдавать, Грес.

Грес Никсон очнулся от размышлений и протянул колоду карт. Билл снял.

— О чем замечтался?

Грес промолчал. Карты глухо ложились на игральный стол.

— Как о чем? Конечно же о прекрасных дамах — пробасил добродушный Пьер, оценивая свои карты. — Я пас.

Билл подмигнул.

— Ну не скажи. Он погружен в пучину физических проблем. Еще бы, первый ученик профессора, как говориться продолжатель и последователь… Шесть треф.

Грес вздохнул.

— Сейчас плохое время для учеников, Билл. Сейчас, в конце века все быстро меняется… Я пас. Не идет что-то ко мне карта.

Билл потянулся за прикупом.

— Да, — пробормотал он, скептически разглядывая свои карты. — Жаль, что профессор так рано умер. Сколько, три года прошло, как его нет? А на факультете теперь совсем другие порядки… 8 треф, — сказал он, — и с явным сожалением отбросил две карты.

— Два туза, видимо, в прикупе было, — задумчиво пробормотал Грес. — Я пас.

— Вистую. Открываемся… Восемь без вопросов, хотя на пиках…

— Говорят, что смерть профессора была необычной.

— Как и вся жизнь. В молодости он участвовал в какой-то экспедиции, разыскивал эту легендарную страну… Забыл название. Вот склероз.

— Грес наверняка знает.

— Да ладно вам, — Грес поморщился. Не было у него никаких тайн. Право, надоели все эти байки.

— Ты что, Грес? Ты же сам первый…

— А теперь повзрослел. Сдавай лучше!

— Да, братцы, что делает с нами любовь. Любовь — это все, — ни с того, ни с сего произнес Пьер, тасуя карты.