Не вижу зла - [109]

— Отлично, — рассеянно согласился Джек. Его больше беспокоил Брайан, но всему свое время. Он обвел взглядом зал суда и увидел, что Торрес складывает бумаги, собираясь уходить. Он извинился перед Софией и подошел к прокурору.

— Гектор, у вас найдется для меня свободная минутка?

— Конечно.

— Давайте отойдем куда-нибудь, где можно поговорить, хорошо?

Торрес проследовал за Джеком через весь зал в комнату для совещаний адвокатов. Джек закрыл дверь, но оба остались стоять по разные стороны стола.

— Твоя клиентка хочет обратиться с просьбой? — поинтересовался Торрес.

— Это зависит от того, что вы можете предложить.

— То же, что и раньше. Пожизненное заключение, без смертного приговора.

— Ничего не выйдет.

— Как тебе будет угодно. Милая и короткая встреча. Как раз из тех, что мне нравятся больше всего. — Торрес направился к двери.

— Еще один вопрос, — сказал Джек.

Торрес остановился и повернулся к нему лицом.

— Я слушаю.

Джек открыл рот, но ему понадобилось некоторое время, чтобы облечь мысли в слова.

— Я разговаривал с человеком по имени Эль Пидио.

— Эль Пидио? — переспросил прокурор. Это имя ему явно ни о чем не говорило.

— Это прозвище. Вы должны помнить его как доктора Бланко.

Выражение лица Торреса сделалось непроницаемым. Напряженным голосом, но как-то неубедительно, он произнес:

— Почему я должен его помнить?

— Потому что он — тот самый врач, который принимал вашего ребенка на Кубе. Первого ребенка моей матери.

Избегая смотреть ему в глаза, Торрес отступил на шаг. На губах его заиграла тонкая улыбка, словно он гордился тем, что ему удалось сохранить свою тайну так надолго.

— Ты уже разговаривал со своим отцом?

— Нет.

— Ты вообще с кем-нибудь разговаривал?

— По-моему, теперь моя очередь задавать вопросы.

Прокурор положил свой портфель на стол и раскинул руки в стороны — воплощение открытой книги.

— Что ты хочешь знать?

— Собственно говоря, осталось узнать совсем немного. Доктор Бланко оказался просто кладезем ценной информации.

За показным спокойствием Джек разглядел беспокойство в глазах собеседника.

— Что он тебе сказал? — спросил Торрес.

— Мне всегда не давала покоя одна вещь. Почему моя мать умерла, как только я появился на свет? Можете представить, как разыгралось мое воображение, когда я узнал о том, что ее первый ребенок умер, едва успев родиться, в тот же самый день. Такое совпадение показалось мне странным. Очень странным.

— Я ничего об этом не знаю.

— Теперь, после того как мы с доктором Бланко побеседовали, мне кажется, что все вы знаете. Видите ли, моя мать умерла от преэклампсии.[16] Это состояние может оказаться фатальным для матери или для ребенка. Если беременность длится положенный срок — как было в случае со мной, — преэклампсия зачастую оказывается фатальной для матери. Однако если ребенок рождается недоношенным — как случилось с моим сводным братом, — от нее чаще умирает ребенок.

— Мои поздравления. Ты разгадал загадку, которая никому не нужна. Кроме тебя.

— И вас, — заметил Джек.

— Меня это совершенно не касается. Твоя мать уже умерла, когда я приехал в Майами.

— В этом все дело. Она не должна была умереть. Доктор Бланко считает, что моей матери больше не следовало иметь детей после смерти ее первенца. Беременность была для нее слишком опасной.

— В таком случае она должна была последовать совету своего врача.

Джек холодно взглянул на него.

— Он так и не дал ей этого совета.

— Тогда это проблема врача, не так ли?

— Нет. Это ваша проблема. Врач сказал, что это вы не позволили ему дать ей совет.

— Какая чушь.

— Она была совсем молоденькая. Незамужняя и беременная. Вы заявили доктору Бланко, что намерены жениться на ней и сделать ее честной и достойной женщиной. Но только в том случае, если она сможет родить вам детей, в особенности другого сына.

— Я ничего такого не припоминаю.

— Ну, в таком случае, может быть, вы вспомните вот что. Он сказал, что вы приставили ему нож к горлу и угрожали располосовать его от уха до уха, если он скажет моей матери, что ей больше нельзя иметь детей.

Торрес с сожалением покачал головой, но его поведение изменилось, как если бы он больше не видел смысла отрицать очевидное — по крайней мере, пока они находились вдвоем за закрытыми дверями.

— Мне было всего девятнадцать лет, — сказал он, как будто это все объясняло.

— Моей матери было всего двадцать три, когда она умерла.

Торрес ничего не ответил, и на лице его не отразилось никаких эмоций.

Джек продолжал:

— Я всегда думал, что она приехала в эту страну в поисках свободы. А на самом деле она убегала от вас, правда?

— Я любил твою мать.

— Нет, вам просто нравилось подчинять ее себе.

— Я любил твою мать и хотел, чтобы у нас была семья. Разве это преступление?

— Вы последовали за ней в Майами.

— Я приехал сюда по собственной воле.

— Вы подружились с моим отцом, чтобы побольше узнать о ней.

— Ну и что, даже если и так? Большое дело. Я нес факел.

— Факел! Это больше похоже на огнемет. Вы одержимый.

— Это абсурд.

— Вы приходили к ней на могилу.

— Кому-то ведь надо было это делать. Одному Богу известно, почему твой отец не ходил туда.

— Сейчас мы говорим не о моем отце.

— Я приносил цветы на ее могилу. Подумаешь, большое дело.