Не вернуться назад... - [34]

Жердяевский ходил по кабинету из угла в угол, не обращая никакого внимания на вошедших. Ноги он переставлял, как ходули, не сгибая, то ли по причине старости, то ли по старой привычке гвардейского офицера армии его императорского высочества, левую руку держал за спиной, правой зажимая жиденькую бороденку и при этом старался сохранить былую выправку. Он приблизился к массивному столу, остановился и тупо уставился на бумажку, лежащую на краю стола, затем повернулся к застывшим у дверей и, глядя поверх их голов, голосом старого провинциального артиста произнес:

— Господа! Как же это вы… м-м… как же это мы с вами, господа, допустили такое э… безобразие во вверенном нам городе? — Он взял двумя пальцами со стола бумажку, поднял ее на уровень своих близоруких глаз и выкрикнул на визгливой ноте, переходящей в шипение: — Нам германское командование, сам фюрер оказал такую честь! А мы? Как мы оправдываем такое высокое доверие? Как? Я вас спрашиваю, господа!

— Но позвольте, господин бургомистр, Герман Милославович, но позвольте… — попытался оправдаться завканцелярией. — Мы-то здесь при чем?

— То есть? Как это мы здесь при чем? — взвизгнул Жердяевский. — Листовки расклеены по всему городу, по нашему городу, и мы, по-вашему, ни при чем?! — Он бросил на стол листовку, которая, соскользнув, упала на пол. На какое-то мгновение все уставились на листовку, боясь взять ее в руки. Первым нашелся Канюков. Он бросился поднимать ее, и в это время резко затрещал телефон. Все вздрогнули. Жердяевский бросился к телефону и с почтением приложил трубку к уху.

— Бургомистр Жердяевский у аппарата, — сорвавшимся голосом сказал он и замер. Его лицо еще больше налилось бледностью, бороденка заметно задрожала. — Слушаюсь, слушаюсь, господин… э… герр гауптман, — ответил он в трубку, осторожно опустил ее на рычаг и тут же обеими руками замахал: уходите, мол, мне не до вас. Приближенные лица задом попятились к выходу, протиснулись в приемную, и дверь кабинета закрылась. Жердяевский бросился к платяному шкафу, выхватил оттуда пальто, шляпу и зонтик и начал одеваться.

Гауптштурмфюрер Штрекер сидел в кресле, курил и пристально смотрел на бургомистра Жердяевского, входившего к нему в кабинет. Штрекер никогда не скрывал своего отношения к тем, кто был по должности ниже его. Этот ему был противен, хотя нужен, пока нужен, и поэтому на лице гауптштурмфюрера было выражение явной брезгливости и презрения.

Появление листовок в городе — для Штрекера крайне неприятный случай. Правда, замечено это впервые. В других местах на оккупированной территории его коллеги по работе с подобного рода неприятностями имели дело с первых дней войны. При встречах он позволял себе по этому случаю подтрунивать над некоторыми из них, младшими или равными по положению, и даже не прочь был поставить себе в заслугу, что у него в районе порядок. Более того, он тешил себя надеждой, что у него и впредь ничего подобного не будет. Во всяком случае он, Штрекер, об этом позаботится, будьте покойны. Так он полагал. А тут на тебе: листовки по всему городу, даже несколько совсем свежих газет из самой большевистской столицы. Было над чем подумать. Появление двух парашютистов можно было объяснить случайностью: они могли лететь и в другой район, сбиться с пути, заблудиться. На допросе они ничего не сказали… Все равно это чертовски неприятно. Начальство будет недовольно, не исключаются и последствия. Тут еще эта старая развалина со своей странной фамилией «Шердяевский» болтается под ногами. Ну что ж, посмотрим, что он скажет. Хорошо, хоть есть на ком отвести душу. Штрекер кивнул, разрешая войти. Жердяевский остановился и, вытянувшись по стойке смирно, принялся есть глазами начальство.

— Командование великой германской армии недовольно вами, герр бургомистр, — процедил Штрекер, не повышая голоса. — Да, да, недовольно вами и вашими служащими. Вы понимаете меня, герр Шердяевский?

— Так точно, герр гауптштурмфюрер, — выпалил осипший бургомистр и еще больше вытянулся, хотя ему было нелегко уже стоять в такой позе.

— А как же иначе? Вы что думали, я вас буду благодарить? В городе большевистские агенты, листовки, газеты, парашютисты… А ваши полицаи спят и пьянствуют. Что вы на это скажете, герр Шердяевский? — Штрекер тяжело поднялся, вышел из-за стола и подошел вплотную к бургомистру. Жердяевский развел руки в стороны, сдвинув плечами:

— Мы будем принимать меры, герр гауптштурмфюрер.

— Какие меры?! Вы даже не знаете, что делается в городе, вы этого не можете знать. — Штрекер повернулся к нему спиной и подошел к окну. — Садитесь, — неожиданно, приказал Штрекер. Жердяевский несмело прошел вперед и осторожно опустился на стул. Штрекер сел на свое место.

— Кто вам принес сегодня листовку?

— Я сам, идя в горуправу, заметил на афишной тумбе, сорвал и взял с собой. Сразу же позвонил вам. Потом принесла моя секретарша. Листовка была наклеена на стене ее дома.

— Очень хорошо! На доме секретарши бургомистра, — ехидно заметил Штрекер. — И все?

— Все.

— В том-то и дело, что все. А кто их расклеивал, вы знаете?

— Не могу знать.

— Надо знать, герр Шердяевский. Надо знать. Это приказ, мой приказ вам, приказ фюрера. Мы примем меры, но и вы, если вам не надоело быть бургомистром. Вы меня поняли?