Не ум.ru - [68]
– Вот мне сейчас больше всего и так сильно, что хоть вернись, интересно очень: кто был первым Героем Союза?
В том, как был задан вопрос, таился какой-то подвох, и я затаился. Вопрошавший картинно зажевал верхнюю губу, без рук натянув на нее нижнюю. Придурковатые академики в кино ранней советской эпохи похоже гримасничали. После вызова «Ну-с-с, что скажете?» оппонентам или нерадивым студентам. Потом любознательный наш закатил глаза выше некуда, а-ля память перелистываем, но почти тут же причмокнул в образе и, обрадованный неожиданным озарением, огласил открытие:
– Ленин. Кому еще быть.
Ясен пень, что сразу готов был с ответом. Всю жизнь с ним прожил, не знал, с кем поделиться. Возможно, ждал особого дня, обстоятельств, естественности прикасания к теме. Дождался. Сошлось. Все остальное – губа, глаза, задумчивость – антураж. Для большей значимости. Все-таки кругозором блеснул, а не под фонарём плюнул. За технику я выставил ему четыре с плюсом, за сложность… Признаться, не знал что и подумать. Поэтому предпочёл подумать о своих собственных вероятных сложностях и порадовался, что мнение по поводу первой Звезды Героя попридержал. Не от интеллектуальной скупости, а по тактическому расчёту. Впереди нас ждал долгий путь вместе, мы все трое из соседних домов. Эрудит был в компании самым крупным, и спорить с ним никак не хотелось. К тому же в спорах я жуткий зануда, вполне все могло бы устроиться так, что все трое на меня вызверились бы. Один за Ленина, все за одного. Почти мушкетеры. А я – гвардеец хренов хренова кардинала. Хотя правильнее было бы меня проучить не за Ленина-не-героя, а за оттранспортированного вручную героя настоящего. Вождя на свой грех не приму, а за Астронома все было бы честно, по праву: я все я затеял.
Меньше всего мне хотелось, чтобы так думал еще кто-нибудь, кроме меня. Поэтому затаил несогласие, малодушно кивнул и пожал плечами:
– Больше некому.
Всем, как и мне, предстояло полчаса топать по снегу и жиже. Согревающее, щедро «разбазаренное» на Астронома, жалели дружно, его самого – нет.
– С чего вдруг нас припёрло притворяться последовательными добряками? – повторялся безответный вопрос.
Хорошо хоть в этой оплошности одного виноватого не было, все вместе так решили. Пусть и по умолчанию. Но это же по-мужски! По крайней мере в момент великодушия это так видится. Позже со зрением происходит что-то не то. Расфокусировка.
Я уныло переставлял ноги из жидкого в жидкое и представлял себе златолицего и златокудрого ангелочка в центре октябрятской звёздочки. Вслед за этим из памяти вынырнул почти лысый, остробородый профиль вождя на пионерском значке. Я впервые в жизни задумался о том, какую невероятную внешнюю метаморфозу Ильич претерпел всего за пару лет моей школьной жизни! Почему я раньше не замечал эту вопиющую несуразность? Наверное потому, что в те далёкие времена «пара школьных лет» казалась мне бесконечно долгой, а время вместе с тем чудовищно заторможенным.
У родителей, я так понимаю, все было наоборот. Вспоминая мою школьную часть биографии, они по обыкновению вздыхали: «Год за пять». Не кривлю душой, в самом деле не помню, чтобы я так уж сильно обременял их хулиганскими выходками или отвратительной успеваемостью. Однако теперь, когда худо-бедно разжился собственным опытом, готов признать с покаянно опущенной головой, что ожидание неприятностей с их заведомой внезапностью и непредсказуемостью масштаба беды, изматывает душу не меньше, чем Судный день. В конце концов, в полночь он истечёт и уже никогда-никогда не вернётся.
Нельзя же за одну хреновую жизнь судить дважды. Вечно – да, а дважды нет. Не по-божески это. Хотя что я о Нем знаю? Как собственно и о Судном дне.
Родителей за наговоры на меня я не виню. Да, наговоры, они самые. В те годы я действительно был мало и редко грешен. Будь все иначе, помнил бы телом. Отец не тяготел к экзекуциям, но я знал, что при необходимости не пренебрежёт. Эта уверенность угнездилась во мне весьма основательно. Откуда взялась, не скажу, но жила. Возможно запомнилось, как однажды отец таксиста, нахамившего маме, из-за руля на снег выволок.
Кстати, вполне допускаю, что, возводя на меня поклёп, предки попросту манерничали. Размеренная, благополучная напоказ жизнь, беспроблемные дети – все это не так давно вошло в моду. Во времена моего вызревания на пубертальной грядке – все было не так. Люди старались драматизировать трудности. В их числе и домашние. Поскольку выше ценилось преодоление…
«Ну, давай, запускай «старого пердуна».
«Извольте».
Нынче трудности не чета тогдашним, да и числом он выросли кратно, а труды ценятся все меньше и меньше. В остальном – все как и было: раньше думай о родине. Раньше больше думал, вот только редко что-то хорошее в голову приходило. Я и перестал. Едва ли не совсем перестал. Одно утешает и убаюкивает совесть бездумного: морщи извилины, не морщи… страна все равно любого из нас переживёт. Так что в этом смысле – каждый голос не важен.
«Утешился?»
«Не так чтобы… Недолёт вышел».
Наконец наша недогулявшая компания, сбитая в середине «полётного плана» незадачливым Астрономом, отмесила положенную тонну снежной грязи, то и дело поскальзываясь на коварном льду. И как только бедолагу без приключений доволокли? Чудо, да и только. Спасибо, обошлось без травм.
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».