Не ум.ru - [11]
Да, я довольно двусмысленно, фривольно даже предложил женщине почитать перед сном.
Три оставшихся до счастливого возвращения в цивилизацию дня мне было предписано безропотно подъедать то, что давали, и любой ценой воздерживаться от эксцентричного юмора. Причиной послужили обнародованные кухней сомнения в достатке еды для всех постояльцев. Если буран затянется. А он затягивался. К тому же макушка, на которую официантка, презревшая чтение вслух, упустила поднос – «Ребром, зараза… Суметь надо при ее-то росте…» – давала о себе знать равномерной пульсацией. Я еще долго скрытно обожал неизвестного мне человека, который изобрел пластмассу. Обидные шрамы лучше любых похорон.
За час до выписки из гостиницы я «растряс» ближайший банкомат, однако «моя» официантка так и не появилась. Я решил, что лютый мороз отбивает все запахи, даже денег, и вознамерился как-то увязать это открытие со здешней моралью, но кукиш так и остался в кармане.
Спустя годы я точно прозрел: да ведь кукиш – это символ непорабощенного мозга! В кармане он, надо сказать, хорошо защищен и от этого еще более ценен, хотя по уму следовало бы ценить беззащитное.
Например, себя на вечно холодном Севере.
Посещение холодильника – вот на что нынче навели меня воспоминания о далеких северных днях. Было еще что-то, но я упустил.
Потирая рукой поясницу – привычка симулянта со стажем, бреду на кухню. Слегка пошаркиваю. За эту манеру, проявляющуюся отчего-то исключительно дома, вовне ни разу такого не приключалось, там я относительно бодр и пружинист, – дочь обзывает меня «стариком-процентщиком». Хорошо бы услышал ее Господь и просто так, хохмы ради, воплотил необидную дочернюю насмешку в жизнь. Цены бы не было моему положению: пожилой, респектабельный и, что важно, сытый банкир. Ведь настоящая сытость – это когда о еде вообще не думаешь, потому что отсутствие ее, даже малейший ее недостаток невозможны, как вчерашний министр на бирже труда.
А пока я принуждаю «старика-холодильника» поделиться накопленным. Он бунтует, урчит нутром, не поддается. Увы, я вынужден свидетельствовать в его пользу: делиться собственно нечем. Ну, почти. Приходится попенять ему на недостаток рачительности, по сути – на мотовство. Один мой товарищ, когда тужится высветить свой недюжинный ум и талант иронизировать над чужими трудностями, говорит, что с моим холодильником классно дерьмо есть: оглянуться не успеешь, а он уже все оприходовал. Я вполне мог бы закавычить слова, их автор частенько повторяется. Он вообще не слишком озабочен интерпретациями. Умно сказанное глупо переиначивать – его незыблемая точка зрения. Такой человек. Но если вменять словам кавычки, то по уму следовало бы обнародовать имя автора, сослаться, так сказать, на источник. А ему еще ох как рано объявляться в повествовании. Не исключено, что он вообще не понадобится. Впрочем, мы столько лет вместе… месте…месть… Пошел прочь, зануда, со своим умничаньем!
Как-то я пытался сочинить пьесу. Кучу персонажей настрогал, а в итоге понадобились всего трое. Два действующих лица и один знакомый пройдоха, взявшийся мой титанический труд к сцене пристроить. Третий не справился. Впрочем, мы оба по-своему оплошали, но он, на мой взгляд, значительнее.
Что же касается холодильника, то его хаятель, конечно же, прав как никто: жрет, собака, за обе щеки и совсем не собака. Давно уже не бросовое в стране электричество, а он его… киловаттами. А платить мне. Хорошо хоть не на этой неделе.
Зато эта дурацкая железяка много чего помнит. Не удивлюсь, если однажды прибегну к помощи альпенштока, кайла и обнаружу в какой-нибудь из подернутых льдами стен… – мамонта. Или яйцо динозавра. Может быть лучше яйцо мамонта? Какое крупнее? Что говорят зоологи? Молчат? Значит, не их профиль. Это другая наука. Яйцелогия.
Холодильник, конечно, не очень велик, но при этом невероятно внушителен своим хо-ло-диль-ни-чьим эго. Проще говоря, мнит о себе слишком много. Однако же управа на него всегда под рукой: вилка в розетке. Он об этом знает и когда почти пуст, будто скукоживается, как приснопамятный сыр в северной гостинице. Чует ледяным сердцем-вещуном, что не ровен час отключат из экономии. Правда, думает, что из вредности.
Мой выбор коршуном падает… Как на всплывшую кверху пузом рыбину… Они, коршуны, в самом деле жрут дохлятину! Я своими глазами видел. Позже проконсультировался – коршун ли? Подтвердили. Я расстроился, выпил, обидно стало за красивую птицу. Короче, выбор падает на початую бутыль вишневого сока. Ему не на что больше падать. В противном случае жертва оказалась бы посытнее. И помягче – охладевшее к людям стекло буквально отталкивает руку. Вот был бы на месте сока фарш! Но фарша нет. Я его на прошлой неделе весь перевел на котлеты. Котлеты слегка подгорели, но притягательность в дым не ушла.
«С корочкой», – взбадривал я себя, сервируя нехитрую трапезу. Амбициозный повар, подозреваю, застрелился бы, не перенеся тягот позора. Даже если позор не публичный. Да и пусть его. Поваров по нынешним временам развелось – проходу нет. Все с амбициями. Юристы с дантистами, пожалуй, уже уступили натиску, не так их много, как когда-то бывало. Или стали они меньше заметны? Ушли в тень вслед за своими доходами и затаились… Так или иначе, утрата одной поварской единицы оказалась бы событием незначительного масштаба.
