Не уходи, Аук! - [20]
Над рекой уже давно взошло солнце, но в хатке, как всегда, было темно. Все семейство спало, только Бобренку не спалось. Он думал про стальные зубы — пилу, про весла — длинные деревянные плавники по бокам лодки, и про другие хитрости человека.
За стенами хатки послышались чьи-то шаги.
— Кто-то ходит возле нашего дома. Наверное, медведь.
— Шаги не медвежьи, — приподнял с перины голову Старый Бобр. — Это самые страшные шаги. К нам пришел человек!
«Ныряй немедля!» — вспомнил Бобренок и нырнул в подводный коридор.
Однако, выплыв в реку, Бобренок успокоился, даже высунул голову из воды. Ему очень хотелось посмотреть, каков из себя человек.
Человек был не в мехах, а в осеннем наряде. Толстая, на вид скользкая и блестящая, как у угря, чужая кожа защищала его от дождя.
Волосы у человека росли только на голове, и самые длинные вокруг рта. Потом отец объяснил Бобренку, что такой длинный пучок волос называется «борода».
Человек уплыл в лодке, никого не тронув. Но возле хатки на березе осталась его метка, издали заметный черный знак.
Зверь метит дерево своим запахом, чтобы все, кто пройдет мимо, знали: «Это моя дорога! Я здесь был». Другой зверь, прочитав невидимую, но пахучую надпись, оставит на том же дереве и свою: «Где был ты, там был и я!»
Но что означал противно пахнущий знак человека? Ни один нос этого не понял, хотя черную метку нюхала вся бобровая семья.
«Может, это значит, что Борода вернется, чтоб всех нас погубить?» — тревожился Бобренок.
Человек больше не появился. Никто не мешал бобрам закончить осенние работы в срок.
Река замерзла. Семейный осинник засыпало снегом. Бобры простились с лесом, но не простились с водой.
Зимние запасы сучьев были сложены неподалеку от хатки на дне реки. Когда Бобренку хотелось есть, он нырял за ними под лед. Плавал в ледяной воде и ни разу не простудился. Густой да еще смазанный жиром подшерсток оставался сухим.
Озябли только лапы. Тут Бобренка выручал его очень жирный и потому всегда теплый хвост. Вернувшись в хатку, Бобренок подстилал под себя свой чешуйчатый, плоский хвост и сидел на нем, как на грелке, пока лапам не становилось тепло.
Даже зимой Бобренок слушал голоса реки. Они звучали глухо и грустно. Река роптала, что ее, вольную речку, заковало в лед. Река обещала Бобренку, что весной, когда ему исполнится два года, она, вырвавшись на свободу, возьмет его с собою.
Бобренок жадно ждал весны. Родительский дом стал для него тесным, его тянуло в неизвестную даль.
Весной, когда трясогузка известила, что начался ледоход, в семье бобров не стало старшего сына. Его увела Большая вода.
Над разливом кричали в небе пролетные стаи гусей и уток. Река вышла из берегов, и трудно было сказать, чья дорога шире: птичья, воздушная, или водная, по которой плыл Бобр.
Теперь я буду так его называть потому, что тот, кто покинул родительский дом, уже не детеныш, а самостоятельный бобр.
— Что может быть лучше Большой воды! — сказал Бобр проплывавшему мимо серебристому окуню. — Я рад. А ты?
Окунь в ответ согласно плеснул хвостом.
Но из затопленного леса послышался недовольный голос:
— Кто радуется Большой воде?
Из дупла высунулась острая мордочка горностаюшки.
— Может, тебе, бобру, чей хвост в чешуйках, и приятно рыбье общество, но я не звала к себе в гости щуку. Река отняла землю у леса. Для нас, лесных зверей, Большая вода — это большая беда. Мои малыши захлебнулись бы, если бы я в зубах не перетаскала их в дупло.
Большая вода все перепутала, нельзя было понять, где начинается лес и где кончается широко разлившаяся река. В нору горностая заглянула щука, оленьей тропой завладела плотва. Водяные крысы покинули затопленные норы и, как птицы, бок о бок сидели на суку.
Хуже всего было тем, кого разлив застиг в долине, где лесная речка сливалась с большой рекой. Тут было настоящее весеннее море. Лишь кое-где над водой поднимались островки.
К одному из них пристал Бобр. Даже хорошему пловцу надо отдохнуть. Отряхиваясь, он услышал в кустах тихий разговор:
— Не бойтесь, он и лягушки не тронет. Ведь это бобр.
— Откуда ты знаешь? Раз ты такой храбрый, выходи первым.
Из кустов выскочил заяц, за ним еще два.
— Отсиживаетесь, хотите переждать, когда спадет Большая вода? — спросил их Бобр.
— Хотим! — вздохнул заяц похрабрей. — Да вот переждем ли… Видишь, из воды торчит дерево? Там был островок, на нем тоже спасались зайцы, а теперь ни островка, ни зайцев…
Осмелев, заговорил и заяц потрусливей:
— Не утонем, так пропадем с голоду. Все кусты мы уже обглодали. На осинке свежие ветки высоко, нам не достать.
— Достанете, я вам ее спилю! — пообещал зайцам Бобр.
Но выполнить обещанное он не успел. К островку приближалась лодка. В лодке сидели двое, и один из них — теперь и близорукий Бобр смог его рассмотреть — был Борода.
— Это за нами. Если вам дорога собственная шкура — ныряйте и плывите! — скомандовал зайцам Бобр.
Зайцы потрусливей юркнули в кусты. Заяц похрабрее остался. Он с тоской смотрел на воду и весь дрожал.
— Я утону: не умею плавать. Лучше спрячусь, может, они меня не найдут…
— Тогда прощай!
И по воде пошли круги от нырнувшего Бобра.
Вынырнув, он обернулся. Люди ходили по островку, разворачивая сеть. Больше Бобр не оборачивался. Он не хотел видеть печального конца зайцев, которые запутаются в этой сети.
