Не тронь гориллу - [14]

– Вдруг она не была уверена, что гости ей поверят? А может, это был сговор богатых идолопоклонников: они похитили несчастную сиротку в качестве ритуальной жертвы какому-нибудь божеству, приносящему им деньги. Как в фильмах ужасов, которые тебе так нравятся…

– Вряд ли девчонка была пленницей, иначе ей бы не удалось дозвониться до своего приятеля и договориться с ним о побеге, – прервал я ее. – Ну разве что надзирательница смотрела за ней спустя рукава. А если предположить, что Алиса была накачана лекарствами, она не смогла бы так ловко перелезть через стену по веревке.

– Следовательно?… Твое заключение?

– У меня его нет. Я сделал свою работу, получил за нее деньги, и этого мне достаточно. Хотелось бы только надеяться, что у барышни действительно крыша съехала, иначе я работал на тюремщика и сам невольно оказался тюремщиком. Что меня совсем не греет.

Я поднялся, устав лежать на жестком полу, подошел к Стефании и начал массировать ей спину.

– Ах, как хорошо… продолжай… Ты должен найти себе работу поинтереснее, дружок. Что-нибудь более подходящее…

– Я умею делать только эту, – ответил я скупо, продолжая разминать ей мышцы. – Мое дело – быть гориллой, которая за пару лир может набить кому-нибудь физиономию. Учиться чему-то другому в моем возрасте поздновато.

– Ты мог бы опять наняться в какое-нибудь охранное агентство: мне кажется, такая работа может оказаться более достойной и постоянной. – Она прекратила стучать по клавиатуре и опустила голову на руки, наслаждаясь массажем.

– Нет уж, спасибо. Я уже работал в отделе маньяков целых четыре года и меньше чем двадцать дел одновременно не вел, занимаясь этим практически с утра до вечера. И не заработал ни хрена, и никогда прежде не чувствовал себя так хреново. Конечно, в половине случаев речь шла о ерунде: дурацкие козни разочарованных любовников, закидоны девяностолетних эротоманов, гадости завистливых родственников или коллег. Или полоумных, которые через себя перепрыгивали, чтобы привлечь внимание известных людей. Хотя случалось иметь дело с отпетыми отморозками. – Я прервал массаж, завернул левый рукав рубашки и продемонстрировал ей на предплечье следы встречи с одним из них. – Видишь этот шрам? Это от бритвы, которой собирались оттяпать нос одной моей клиентке, но промахнулись. – Я вновь занялся ее спиной. – У меня таких шрамов полно по всему телу – от ножа, арматуры, цепей, бутылок. Однажды на меня даже плеснули кислотой, которой собирались облить цистерну грузовика: если бы на мне не было пальто, сейчас я ходил бы с дыркой в спине.

Стефания клюнула губами мою левую руку, а я ответил ей поцелуем в шею. И заметил, как на ее затылке вздыбились волосы. Интересно, что бы это значило?

– Почему ты прекратил массаж? – спросила она севшим голосом.

Я возобновил свои усилия.

– Но тебе удалось схватить того, кто это сделал? – спросила она после паузы.

Я протяжно вздохнул, пытаясь не дать ей заметить, насколько мне приятно ласкать ее спину.

– Я всех их поймал, но в этом-то и проблема, – ответил я. – Согласен, некоторые из них были просто бешеные ублюдки, свихнувшиеся на деньгах, и я, отправив их в тюрьму, совсем не переживал по этому поводу. Зато остальные были из тех несчастных, арестовав которых, я ощущал себя полным мерзавцем. Как в случае с тем, кто полоснул меня бритвой. Когда мне удалось разоружить его, он не понимал, что с ним случилось, и попросил у меня прощения. Он был здоровенный, толстый парень, но с куриными мозгами. Как мне позднее рассказали, он был неграмотен и страдал от одиночества, потому что его мамаша сказала ему, что все кругом суки и проститутки.

Мне до сих пор снится эта сцена: я истекаю кровью на тротуаре, а его заталкивают в машину карабинеры. И у него взгляд, как у животного, которое везут на скотобойню. Весь ужас в том, что именно я отправил его туда.

– Он был просто убогим и больным человеком, – продолжил я. – Как можно посылать в тюрьму больных людей?

– Ты бы предпочел, чтобы они ходили по улицам и резали людей?

– Господь с тобой, конечно нет, но этот-то не был конченым негодяем! Просто несчастный парень, у которого мозги съехали набекрень от свалившихся на него проблем. И сейчас он наверняка сидит в каком-нибудь тюремном дурдоме, где ему затыкают рот грязной тряпкой и привязывают к кровати. И я не хочу больше нагружать мою совесть, даже слышать о такой работе не хочу.

Стефания крутанулась на кресле и уставилась мне в глаза:

– Ты меня изумляешь. У тебя, как видно, есть совесть!

– Ты даже не представляешь, сколько ее у меня! – Я нагнулся, чтобы поцеловать ее.

Она выскользнула из моих рук и встала.

– Мне кажется, тебе слишком понравилось массировать меня, пойду приготовлю тебе вместо чая расслабляющий отвар. – Стефания зашлепала тапками в кухню, оставив меня одного в спальне слушать, как она суетится у плиты.

– Ты не очень-то любезна! – крикнул я ей.

– Извини, что не падаю у твоих ног, – крикнула она в ответ, – но знаешь, как говорят в таких случаях…

Что говорят в таких случаях, я не успел узнать, потому что раздался звонок в дверь, прервав ее на полуслове. Она пошла открывать.