Не той стороною - [115]

Шрифт
Интервал

У решотки кассы беспомощно озиравшийся иностранец, немец типа чемоданистых нуворишей, обратился за объяснением банковских порядков к спешившему из банка артельщику-русачку.

Артельщик, не поняв ломаной чужой речи иностранца, что-то попробовал объяснить, а затем заспешил уходить и, махнув рукой, оставил спрашивавшего без ответа.

Иностранец с растерянным недоумением проводил его глазами и оглянулся на Придорова.

Придоров скептически улыбнулся в сторону ушедшего, сделал шаг, чтобы приблизиться к немцу, и вы-школенно поклонился с любезной готовностью помочь незнакомцу выйти из затруднительного положения.

— Welche Operation wollen Zie machen, lieber Herr, in dem Reichsbank? [1]) — спросил он предупредительно.

Немец обрадовался.

— О, у меня всякие дела здесь, но я ничего не могу добиться. Разрешите отрекомендоваться — Фридрих Эйншток, германский подданый, прибыл по делам концессии… Я русский язык немного знаю.

И немец поклонился и подал руку, не усложняя этой церемонии особыми объяснениями.

— Лавр Придоров! — представился совнархозовский эксперт.

— Сейчас не могу никак послать в Айзенах брату пятьсот фунтов… Мне экстренно надо перевести деньги, а мне говорят — нельзя. Я с братом поспешил перевести сюда капитал, потому что марка падает. Но разве мы знали, что сюда перевести можно, а отсюда нельзя? Говорят, Валютное управление так распоряжается… Это такой советский закон?

Придоров заметил в немце что-то для себя много обещающее. Не перебивая его, сочувственно потемнел, но чтобы не проявить пристрастия к советам и спасти от ошибки концессионера, объяснил:

— Это недоразумение. Деньги за границу переводить можно, но только ограниченными суммами и с разрешения, которое надо взять в Валютном управлении. На такую сумму, которую вы хотите послать, разрешения не дадут.

Эйншток застыл взглядом на Придорове.

— Как же быть? Где это Валютное управление?

— Валютное управление здесь близко, но вы там ничего не добьетесь. Большевикам или приказ нужен или еще что-нибудь…

Придоров делал вид, что колеблется. Полминуты смотрели они друг на друга. Эйншток — на Придорова, Придоров — на Эйнштока.

Наконец, с видом самопожертвования, Придоров решился.

— Пойдемте, я знаю, как все это делается, и помогу вам. После этого успею свои дела сделать.

— О, обяжете меня! Какая благодарность! — схватился Эйншток. — Как я рад, что такое полезное деловое знакомство случайно получаю.

Придоров, шагая с немцем к выходу, скромно молчал.

Эйншток же, проникшись верой в то, что теперь его дела будут сделаны, выразил возмущение тем, что вообще в Москве оказалось делать все сложнее, чем они себе это представляли с братом. До сих пор не могут вложить в какое бы то ни было предприятие денег. Не мог он найти себе доверенного, который, зная советские порядки, вел бы дела с властями от лица фирмы. Первый деловой человек, вообще, которого Эйншток, по его словам, встретил, был Придоров.

Придорову это растерянное состояние и неуменье повернуться среди советской обстановки было на-руку. Он постарался себя выдать за знатока порядков всех правительственных учреждений, а попутно — изобразил и их неразбериху.

Рассказал, пожевывая губами, о том, как некий муж, желая положить жену в родильный приют, возил ее на извозчике с докторским приказом по учреждениям Мосздравотдела, пока женщина дорогой не родила. Назвал еще ряд случаев неладицы в учреждениях и, не ругая прямо большевиков, дал понять немцу, что частная инициатива и предприимчивость только еще и могут оживить население, дав ему товар, заработок и рынок. Делясь, однако, с немцем своими суждениями, он узнал и о его делах.

У Эйнштока с ним нашелся общий язык, так как немец оказался также инженером, служившим в довоенное время на одном из рижских теплотехнических заводов. Во время мировой войны он находился с младшим, но более денежным братом в Германии на производстве кухонь для фронта. Послевоенные события заставили братьев закрыть дело и жить на проценты с капитала. Но с некоторого времени в Германии стал угрожающе падать курс марки, а это вело братьев к разорению. И вот, прослышав, что в восстанавливающемся Советском государстве червонец крепнет, капиталу же иностранцев советское правительство идет навстречу, если это обещает Советской стране хоть какие-нибудь выгоды, братья решили попытать счастья с применением своих средств на русской почве.

Но, очутившись в Москве, нувориш оказался беспомощным человеком настолько, что и некоторое знание русского языка, на которое он больше всего рассчитывал, ему не помогло.

Эйншток понял, что при таких условиях не обойтись без помощи русского дельца — юрисконсульта или компаниона. Но он боялся положиться на тех посредников, которых мог ему рекомендовать Союз совторг-служащих. Германское же посольство, в которое он обратился, требуемого знатока деловой русской жизни на виду не имело.

Случай столкнул теперь его с Придоровьгм. И Эйн-шток сообразил, что Придоров, если сам не пойдет к нему в помощники, то поможет найти какого-нибудь подходящего дельца.

Придоров произвел на него впечатление вполне солидного и денежного человека. В Валютном управлении по крайней мере у него оказался какой-то знакомый, который для Придорова в два счета сделал то, что не удалось бы иностранцу и за неделю. Но воспользоваться разрешением на перевод валюты можно было только на следующий день, проведя операцию через Госбанк.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…