Не торопись домой - [3]

– Так это же!.. – у Глебова перехватило дух.

– Во-во. Тело массы не имеет, а целостность сохраняет за счет электрических сил… Ну, решили попробовать…

– И на ком же попробовали? – в голосе Альтманиса прорезались ледяные торосы.

– Та ни-и, ну чего ж сразу на ком-то… Сперва на буйке. Смонтировали на нем генератор, включили – и толкнули в сторону Альфы. Ну да, это когда к ней летели и еще сто восемнадцать световых суток оставалось… Автоматику наладили, чтоб буек возле Альфы затормозился и начал передавать сигналы… Ну, получилось, вот Альберт Тамразович нам этот сигнал поймал…

– Па-а-адажди, дорогой! – вскочил Казарян. Кавказский акцент у него вскипел и запузырился. – Ты же, уважаемый, мерзавец такой, мне сказал, что надо ловить сигналы автоматического зонда, запущенного тобой лично двадцать лет назад!

– Так я ж не знал, получится или нет, вот и наврал про зонд. Та и не так уж наврал – я и вправду отправил зонд с приводом от тарахтелки. Только не к Центавру, а на Сириус. Он еще не долетел.

– Ладно, об этом потом, а когда же пришел сигнал?

– Через сто шестьдесят два дня.

– Па-а-адажди, дай посчитаю!

– Та мы ж сами тогда и посчитали. Примерно в двенадцать раз быстрее света.

– А как остановили буек? – поинтересовался Глебов.

– Когда до Альфы мало осталось, фотореле, настроенное на определенную освещенность, включило тормоз – посадочную фару – и сразу выключило генератор. Он немного инерционный, пока в фаре нить нагревалась, он еще не все частицы вернул в норму, а только несколько штук, наверно… в общем, столько, что реакция светового потока фары погасила их инерцию. А потом уже вся масса восстановилась.

– Ну, это вам просто повезло, что так подгадали! – восхитился Глебов.

– Ну чего же повезло, мы считали, – возразил Иван.

– Так. Вроде ясно, – подытожил Альтманис и с усилием разжал пальцы. – А сейчас вы переделываете посадочный бот, правильно? Что ж не весь корабль?

– Ну, все же риск есть. И потом «Кентавр» очень большой. На такой генератор у нас материалов не хватит, мы считали…

– Так. Сколько времени требуется для окончания работ по переоборудованию бота?

– Думаем за неделю управиться.

– Добро. Неделю даю. Так. Альберт Тамразович, вам пока выделяю в помощь всех геологов и одного штурмана.

– Только не Тимохина!

– Почему? – удивился Альтманис. – Он же грамотный вычислитель!

– Вычислитель! Программу мы и без него набрать можем! Понимаешь, он считает, как штурман. А нам это не годится, это грубо. Параллакс, понимаешь? Это же не счисление… Дайте Кима.

– Хорошо. Итого шесть человек. Рекомендую разбиться на две смены и работать по двенадцать часов. В следующий раз соберемся, когда инженеры доложат о готовности. До испытания переоборудованного бота прошу никому ничего не сообщать. Все.

Альтманис включил обзорный экран. Правую часть его занимало созвездие Кассиопеи – чуть растянутое дубль-вэ, четко различимое среди неярких соседей. А левее Кассиопеи, в шаге от зигзагообразного рисунка созвездия, светилась спокойным светом большая звезда, не знакомая земным наблюдателем. Здесь, в экспедиции, для нее придумали название – аз Кассиопеи. Солнце… Стоило глянуть на эту звезду, и душу охватывало странное смятение. Упорядоченный строй мыслей сменялся бурным вихрем эмоций и образов, щемящих и тревожащих. Он ощущал, как из спокойного, здравомыслящего, рационального человека превращается в переполненное чувствами и полуосознанными стремлениями существо.

«Не годится. Это на Земле, на рыбалке, можно жить чувствами и полуосознанными стремлениями и ощущать себя свободной личностью. А здесь нет и быть не может свободных личностей. Здесь есть система Звездная экспедиция и есть ее разумные функциональные элементы. И капитан – тоже функциональный элемент, может, даже главный. В экипаже нет заурядных людей. Многие превосходят капитана – кто по уму, кто по талантам, не говоря уже о физических данных: силе, выносливости, красоте, наконец. А у меня одно преимущество – организованность. Наверное, именно ею и определяется моя функциональная пригодность. Я никогда не изобрел бы инерцоид, как Иван, не написал симфонию, как астрофизик Игорь Рыжков, или живописный шедевр, как жена Игоря Элеонора, геологиня… Надо наконец с ней побеседовать. Мягко и ненавязчиво объяснить, чтоб оставила в покое Глебова. Конечно, Ольга у Глебова красавица, да и ему самому не так просто заморочить голову. Но, с другой стороны, в этой чертовой Элеоноре столько огня и этого… шарма. Да и напора, как в бульдозере. Не хватает мне только любовных коллизий на борту. Обязательно поговорить. А она сразу обязательно послушается… Ха-ха. Впрочем, если они все завтра засядут за астрометрию по двенадцать часов в сутки, тут им будет не до коллизий.

Ох, скучно живу, только мне и разбираться с чужими любовями, забот у меня мало… Один Ваня чего стоит. Изобретатель чертов! Говорит, за неделю сделает. Значит, так и будет. Допустим, еще неделю они потратят на испытания. Тут предсказывать сложно, но раз делает Иван, то должны испытания пройти успешно. И что дальше?»

Альтманис глубоко и надолго задумался.

Ирина Потоцкая из астрогруппы искала капитана по всему кораблю. Казарян послал ее согласовать список смен. «Все видел, все чувствовал этот Казарян… Мог сам пойти со списком, мог вообще не согласовывать. Нашел повод, чтобы лишний раз послать меня к Альтманису… – Ирина остановилась, опустила голову и покраснела. Но потом закусила губу и выпрямилась. – Ну и пусть! Пусть видят, пусть знают. Чувство – не позор. Любить – мое право. Моя радость, моя беда. Я ведь не навязываюсь силой, а остальное никого не касается…»