Не так живи, как хочется - [14]

Сам бенефициант заслужил серьезный упрек. Полтавцев (Петр) «следует трагической рутине, встряхивает поминутно головою, таращит глаза, особенным образом вскрикивает <…> ни манеры его, ни дикция не соответствуют ролям купцов».

«… Автора этой драмы, — заканчивает Назаров свою корреспонденцию, — вызывали по окончании пьесы три раза (т. е. он три раза появлялся в ложе), но (увы) далеко не единодушно…».

Пьеса продержалась на сцене недолго. В середине февраля 1855 г. по случаю смерти Николая I театры были закрыты на полгода. По окончании траура она не была включена в репертуар.

В 1860 г. П. Г. Степанов возобновил ее в свой бенефис. Драма была сочувственно встречена московской публикой. Театральный рецензент «Московских ведомостей» А. Н. Баженов писал: «Публика, как видно, дала себе труд пристальнее всмотреться в Илью, Дашу и Грушу; она увидела в них живых людей, которым не чуждо все человеческое; словом, она поняла их, а поняв, не могла отказать нм в сочувствии».

В течение последующих пяти лет драма прошла десять раз. Она шла в том же составе, что и при первой постановке, поэтому суждения об отдельных ее исполнителях такого тонкого знатока театра, каким был Баженов, представляют большой интерес. Особенно нравилась ему мáстерская, богатая нюансами и полутонами игра Никулиной-Косицкой. В сцене с Петром «у нее не пропало ни одно слово». Когда Груша узнает, что Петр женат, она произносит одно только выразительное «А-а-а!», в котором «сквозь принужденную радость, вылилась вся желчь оскорбленной души бедной девушки».

Видимо, Полтавцев, так неудачно выступивший в премьере, учел замечания рецензентов. Теперь Баженов отзывается о его исполнении весьма похвально: «…г. Полтавцев довольно полно и живо передал роль Ильи [ошибка — имеется в виду Петр]; он показал его нам со всех сторон, во всех главнейших психических фазах: перед нами был то тиран — муж, то нежный, то отчаянный, то одумавшийся любовник, но всегда прямой и добрый человек». Критик находит, однако, что Полтавцеву не удалась заключительная сцена, где он слишком утрировал свое «хмельное состояние».

«Остальные роли довольно бледные <…> нашли себе хороших исполнителей и не пропали».

В Петербурге драма впервые была поставлена в Александрийском театре 12 января 1855 г., в бенефис А. Е. Мартынова. Роли исполняли: Илья — М. И. Григорьев, Петр — П. С. Степанов, Даша — А. М. Читау, Афимья — Ю. Н. Линская, Агафон — В. В. Самойлов, Степанида — П. К. Громова, Вася — П. И. Зубров, Спиридоновна — О. А. Рамазанова, Груша — Е. М. Левкеева, Еремка — А. Е. Мартынов.

«Санктпетербургские ведомости» поместили очень суровый отчет об этом спектакле за подписью W. Объявив, что вся пьеса написана поспешно, сшита на живую нитку, критик нашел в ней одну сцену, верную действительности, — сцену Даши и Васи в первом действии. Узнав об измене мужа, «Даша, едва держась на ногах, тащится до двери, призывает тетку и для выражения своей горести находит только слово: „Променял!“. Г-жа Читау вела всю эту сцену превосходно и была вызвана; напрасно только она так много размахивала руками, чтобы выразить отчаяние Дарьи…».

Рецензент умолчал об игре Мартынова, ограничившись замечанием, что кузнец Еремка «нисколько не нужен для хода драмы, а вставлен только для наполнения сцены». Самой неудачной критик называл сцену на постоялом дворе, когда раскрывается обман Петра. Груша пьет, объявляет, что пьяна, и это, по мнению критика, отвратительно. Левкеева, считает он, неудачно воспроизвела на сцене неудачно же выполненный автором характер. Тот же упрек Левкеевой делает в «Хронике Петербургских театров» и А. И. Вольф. Несмотря на многие патетические сцены, — пишет хроникер, — пьеса поразила публику своим реализмом. Драма в кабаке и пьяная героиня показались многим профанацией искусства.

До закрытия театров по случаю смерти Николая I пьеса была сыграна всего три раза.

В октябре 1864 г. Левкеева возобновила драму на сцене Александрийского театра в свой бенефис. Отзывы современников об этом спектакле противоречивы. Рецензент «Санктпетербургских ведомостей» В. Александров, отмечая, что театр был полон, считает все же, что «пьеса вторично пала». Причину этого он видит в плохом актерском исполнении. Вольф же находит, постановку удачной: Левкеева «по-прежнему играла Грушу и играла хорошо <…> В этот раз драма с пьяною Грушею не показалась уже слишком реальною, и молодое поколение смотрело ее с удовольствием. Как видно, в течение десяти лет вкус публики значительно изменился под влиянием новых идей, проникших в литературу и в общество.

Летом 1872 г. драма дважды была дана в Московском народном театре на Политехнической выставке. В роли Петра дебютировал замечательный русский актер Модест Писарев.

Петербургская газета «Голос» поместила довольно резкий отзыв о спектакле, приписывая дебютанту неуспех пьесы. Рецензент признавал, правда, что при повторении артист исправил все недостатки и был местами очень хорош. В корреспонденции «Голоса» отмечалась также своеобразная трактовка образа Агафона. Актер К. Ф. Берг, по мнению критика, создал новый тип Агафона, не похожий на тип Садовского, противопоставив физическую мощь героя его нравственной немощи, бессилию воли. У его Агафона — апатичный мир души и совести.