Не так живи, как хочется - [12]

Сходное с этим мнение высказывал Ап. Григорьев. Еще до публикации пьесы в журнале он писал в «Москвитянине»: «Последняя драма Островского, еще более смелая по мысли, широкая по содержанию, новая по характерам, и еще более небрежная по формам, или, лучше оказать, пренебрегающая формами…» Именно после появления «Не так живи, как хочется» Ап. Григорьев объявил Островского «народным поэтом».

И позднее Ап. Григорьев неоднократно обращался к оценке этой пьесы. Так, в статье «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» есть любопытное высказывание, из которого очевидно, что критик не верил всерьез в раскаяние Петра, находя, что его смирения достанет лишь «до новой масляницы и до новой Груши». Образ Петра в целом он считал, однако, удачным и отмечал мастерское художественное изображение несколькими чертами размашистой до беспутства широкой русской натуры.

В статье «После „Грозы“ Островского» критик, отрицая сатирический элемент в творчестве Островского, писал, что и эта пьеса «столь мало—сатира, что в изображении главного самодура, старика Ильи Ильича, нет и тени комизма». Ап. Григорьев подчеркивает, что Островский изобразил здесь положительных героев. «Груша в особенности есть лицо, изображенное положительно, а не отрицательно, изображенное как нечто живое и долженствующее жить». Несмотря на это, критик здесь же признает, что «выполнение» пьесы стоит «ниже гениального замысла».

Особое восхищение Григорьева вызывали сцены, где описывается древний праздник масленицы: «… в драме — кроме ее осязаемых и видимых лиц царит над всем лицо невидимое, жирное, плотское, — загулявшая совсем масляница <…> наиболее уцелевший остаток нашего старого и доселе еще присущего нам язычества, пора полнейшей плотской разнузданности», когда загул, «дикий до беснования, достигает своих крайнейших пределов». Именно в этой статье Ап. Григорьев высказал уверенность, что композитор Серов напишет музыкальную поэму на сюжет драмы.

Восторженным было мнение о пьесе третьего критика из кружка молодой редакции «Москвитянина» — Е. Н. Эдельсона. Через десять лет по выходе пьесы он писал: «В драме <…> „Не так живи, как хочется“ на вас отовсюду веет широко схваченною русскою жизнью, русским духом. В герое Петре Ильиче вы видите чисто русского удалого молодца с его отчасти дикою наклонностью к восторгам самозабвенья или попросту к загулу. Вы чувствуете, как бьется эта сильная натура среди стеснительных для ее воли принципов, жизненных условий и т. п. Вы видите в лицо те силы, которые борются в душе этого страстного человека, и автор до такой степени проникся народным миросозерцанием, что даже олицетворил эти силы почти в том виде, как представляет их себе народ наш. Еремка — почти нечистая сила, мещане Агафон и Степанида представители начала порядка, семейности, одним словом, добра, по народному представлению <…> все, решительно все в этой драме льет яркий свет на характер нашего народа, его религиозные, бытовые и т. п. воззрения».

Воспевание Островским смирения и покорности, возведение этих черт в идеал импонировало и либералу А. В. Дружинину, который считал пьесу «одним из самых поэтических созданий Островского». В статье, опубликованной в «Библиотеке для чтения», он подчеркивал право Островского выразить положительные стороны русской жизни. Особенно его восхищает образ Груши — «верх художественного совершенства и пленительнейшее женское создание изо всех женщин нашего автора». В ней сосредоточены черты «русской девушки всех лучших наших сказок и песен: простота, бойкость, сила физическая и душевная, горячность, ласковость, веселость, наконец, какая-то особенная удалая грация…» Вместе с тем Дружинин отмечает несценичность развязки и соглашается с предыдущими критиками в том, что колдун Еремка «мелок и нестрашен».

В печати раздавались и суровые критические голоса. В «Русском вестнике» была помещена статья Ф. Д., в которой рецензент, опровергая основные посылки и выводы Филиппова, утверждает, что Островский обратил внимание лишь на одну сторону русского быта и отнюдь не самую характерную. Критик саркастически замечает: «В том быту, который старается изобразить нам автор, мы не видим ничего, кроме крепости, качество, положим, драгоценное, но конечно не единственное в христианском семействе. Мы убеждены, что на этом начале русская жизнь не остановилась и продолжает, в духовном общении с остальными народами, вырабатывать в себе и другие хорошие стороны».

Резкое суждение о пьесе высказал в «Атенее» критик Н. П. Некрасов. Он отвергает идею драматурга: «…кто слепо повинуется закону, старому обычаю, как бы они ни были жестоки, тот вознаграждается за свое терпение, за свою покорность!..» Даже мягкий и добрый Агафон, отмечает рецензент, выступает проповедником жестокости. В нем нет теплого чувства к дочери, «суровый закон, мертвая буква разбили человека, подавили в нем все свободные чувства человеческие…». Поведение Петра, по мнению критика «Атенея», не имеет достаточного психологического основания: «…превращение негодяя в православно-добродетельного человека все-таки остается чудом в драме г. Островского».