Не так давно - [31]

Под вечер, когда леса купались в багровом сиянье заходящего солнца, а по долинам снова поплыл щиплющий холодок, я попрощался с тремя партизанами и вместе со связным отправился в путь. Мы шли прямиком через лес, безо всякой тропы. Судя по солнцу, путь наш лежал к югу. В лесу было тихо — настоящее мертвое царство. Лишь изредка какая-нибудь сойка с пронзительным криком перелетит с дерева на дерево и скроется в чащобе. Мой провожатый был человеком тренированным. Он ступал как кошка, молниеносно и бесшумно раздвигал заросли кустарника и проскальзывал между ними как олень. Я тоже торопился, осторожно отводил ветки, стараясь не потерять его из виду, но все-таки не поспевал за ним, и он вынужден был время от времени останавливаться и поджидать меня на каком-нибудь холмике, после чего снова кидался вперед, словно у него было точно до секунды определено время, когда мы должны прибыть к месту назначения. Я еще не очень привык продираться через густые кустарники, но мне было неловко останавливаться — во-первых, я не знал ни сколько нам еще надо было идти, ни этих мест; а во-вторых, у моего провожатого был свой план, который не должен был нарушаться по моей вине.

Когда я сравнивал его со Смаевичем и Рашичем, он казался мне очень замкнутым и даже загадочным — он ничего не говорил и ни о чем меня не спрашивал, не было такого случая, чтобы он хоть чуточку развеселился; поэтому мне тоже было неловко расспрашивать о чем-либо его или же делиться своими впечатлениями о том, что я увидел в здешних местах.

«У каждого человека свой характер», — мысленно оправдывал я своего спутника и старался не обращать на него внимания.

Мы спустились в глубокий овраг, на дне которого шумел поток. Все кругом окутал сумрак, и это придавало загадочность и клокочущей воде, которая билась о камни, и шуму ветра, который, соскальзывая по голым обрывистым склонам, сливался с шумом вспененной воды и превращался в монотонный гул. Казалось, он и был единственным властителем этих пустынных мест. Перепрыгивая с камня на камень, мой спутник быстро перебрался на другой берег речки и, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, следую ли я за ним, полез вверх по каменистой осыпи. Я остановился на секунду, пригляделся к реке и смело запрыгал по камням. Когда я стал взбираться следом за ним вверх, я почувствовал, как в башмаках у меня хлюпает вода. Он остановился, дождался меня и впервые за всю дорогу произнес:

— Тут мы передохнем побольше. У нас еще несколько часов пути до места ночевки, а завтра при свете дня пойдем дальше.

Теперь этот парень вдруг стал мне даже как-то симпатичен, и я уже полностью его оправдывал. Наверное, какие-то особые соображения заставляли его так торопиться, молчать и не замечать меня.

Передышка действительно была продолжительной, и мы смогли собраться с силами, чтобы продолжать свой долгий переход. Дорога тоже стала полегче. Одна за другой следовали поляны, чистые и ровные как небо. Над нами вдруг засияла яркая луна, выкатившаяся из-за покрытых мраком гор. На притихшие темно-зеленые просторы легли снопы ее лучей. Луна тоже, казалось, торопилась и, слегка покачиваясь на невидимых волнах небесного океана, гордой птицей следовала по своему давно проложенному безопасному пути.

— В вашем краю много партизан? — спросил вдруг мой спутник.

— Партизаны у нас есть, но их пока еще немного.

— Будет и у вас много. У нас тоже вначале было мало, — сказал он и снова замолчал.

Я тоже молчал. В эти минуты мне хотелось представить себе нашу народно-освободительную армию. Я думал о мудрости Димитрова и нашей партии, о трудностях, с которыми связано начало партизанской борьбы. Так, безмолвно, мы продолжали наш путь. Временами мы прислушивались, озирались по сторонам, проверяя, не идет ли кто за нами, и снова шли и шли.

Запахло дымом. Наверное, близко какой-то населенный пункт, или пастухи подожгли еще днем где-нибудь дерево, чтобы согреться, и не загасили его, подумал я. Но поскольку провожатый не проявил ровно никакого интереса, я тоже перестал беспокоиться.

— У тебя есть часы? — спросил меня он.

— Есть, — ответил коротко я.

— Который сейчас час? Уже перевалило за полночь?

Я поглядел на часы. Полночь давно миновала.

— Прибыли, — сообщил провожатый. — Тут в долине живет наша помощница.

Он шел осторожно. Чуть ли не на цыпочках спустились мы к селению. Дом, в котором мы должны были отсиживаться, стоял на самом краю. Стучаться не было необходимости. Наружная дверь была незаперта. Бесшумно вошли мы внутрь. В большом очаге догорало несколько толстых буковых поленьев. Над очагом на почерневшей от копоти цепи висел полный до верху котелок картошки. Беловатый дым облизывал его со всех сторон и тонкой струей, извиваясь, уходил в узкое отверстие трубы.

Женщина ждала нас и, если судить по ее тщательно причесанным волосам, она вообще еще не ложилась. Мы поужинали горячим картофелем и легли. Но спать нам почти не пришлось, потому что вскоре уже стало светать, а провожатый мой хотел уйти еще до того, как окончательно рассветет. Расспрашивать, проявлять любопытство было неудобно, но из разговора между ним и женщиной я понял, что она — жена партизана и что чета Сотира была у них в селении прошлым вечером.