Не так давно - [214]

Вечером, когда движение в городе утихло и над герой Черчелат показалась луна, во дворе околийского управления заработал мотор и остановился. Вверх и вниз по лестнице управления долго стучали подкованные сапоги, затем щелкнула задвижка и на двери камеры, где находился дед Стоян.

— Забирай свои вещи — переводишься в Перник! — громко распорядился дежурный полицейский.

— Ох, слава богу, вырвусь, наконец, из этой мокрой коробки, — с облегчением сказал дед Стоян, измученный нескончаемыми допросами и пытками.

Бай Дуко подошел к двери и, плотно приложив ухо к замочной скважине, внимательно прислушивался к каждому звуку в коридоре. Услышав свое имя, он замер в тревоге. При мысли, что никто из увозимых в полицейском «штайере» не возвращался обратно, сердце его громко застучало. Пока он пытался разобрать, о чем шепотом переговариваются полицейские, отперли еще одну камеру. Вывели Асена из села Вискяр Брезникской околии. Тот громко ругался с полицейскими из-за того, что ему надевают наручники, а дед Стоян жаловался приставу, что ему не отдали изъятые во время обыска вещи и деньги. Подняли шум и другие арестованные.

Бай Дуко, услышав приближающиеся шаги, еще больше насторожился.

«Конец мне, — подумал он, — никто меня не увидит и не услышит! Единственное спасение — это выпрыгнуть из грузовика и убежать к партизанам».

Ждал, ждал бай Дуко, волновался, но двери так и не открылись. Судьба его решалась в это время в кабинете околийского начальства.

Чью-то сильная рука оберегала его. Приказ не расстреливать без суда оставался в силе.

— Выезжайте! — Услышал он чей-то голос, мотор заработал и машина уехала.

У бая Дуко с плеч словно гора свалилась. Пронесло и на этот раз… Он начал собирать силы для нового допроса.

На следующий день ранним утром из камеры в камеру разнеслась весть о бегстве Асена Вискярского и расстреле деда Стояна и других крестьян.

Асен рассчитывал только на себя, поэтому так упорно настаивал, чтобы ему не надевали наручников; у деда Стояна и других крестьян не было «сильной руки», и сложили они свои бунтарские головы на милославских лугах.

Бая Дуко привели на новое следствие. Допрашивал его теперь другой, незнакомый агент. Новый применил и новую тактику. Он был уверен, что сердце арестованного можно отпереть только христовым ключом, и приступил к делу «кротко и благожелательно». Это отношение агента сначала успокоило бая Дуко. Сравнивая его с Димовым, он решил, что этот добрее, и попытался воздействовать на его чувства, говоря, что он не виноват, что эти жестокости ни к чему хорошему не приведут, что его «признание» будет самым большим разоблачением полиции и т. д. По своей наивности бай Дуко изложил агенту целую теорию человечности и, чтобы проверить, насколько действуют его слова, попросил воды.

Агент нашел подходящий повод и отказал ему.

— А чего вы боитесь? Мы здесь одни, никто нас не видит.

— Не потому, что я боюсь, но воды нет, — объяснил агент.

— Есть вода, вон на шкафу в кувшине! — показал рукой бай Дуко.

— Кувшин-то есть, но стакана нет.

— Можно выпить один глоток и прямо из кувшина.

— Прямо из кувшина не разрешается.

— Тогда налейте в пепельницу.

— В пепельницу не годится — вода вонять будет.

— Ничего, пусть воняет, я готов и помои выпить, лишь бы горло промочить, — сказал бай Дуко и облизнул потрескавшиеся губы.

— Признаешься, дам воды.

— Скажу все, что знаю, — поспешил уверить его бай Дуко, не в силах больше терпеть жажду.

— Хорошо, — сказал агент, — я верю твоему честному слову. — И он налил немного воды в грязную пепельницу.

Бай Дуко схватил фарфоровую пепельницу и одним духом выпил воду вместе с пеплом, крошками табаку и клочками бумаги. Хоть в горле у него запершило, он был доволен.

— Теперь говори! — агент торопился получить плату за свой христианский подвиг.

— Что мне говорить, господин следователь, если я ничего не знаю. Ни Славчо, ни Денчо я не видел и никаких связей с ними не поддерживал, — стоял на своем бай Дуко.

— Значит, снова играешь со следствием? Снова хочешь на полу оказаться?

— Ничего я не хочу, господин следователь. Я вам заявляю, что ничего не знаю.

— А письмо? От кого это письмо?

— Не знаю. Никакого письма мне не показывали.

— Не показывали, не знаешь… Сейчас узнаешь! — завопил агент и вскочил со стула. Отвесил несколько пощечин и снова сел.

Только теперь бай Дуко понял смысл любезною разговора и опять вернулся к своему решению прыгнуть в окно. Решил не медлить.

— Господин следователь, — умоляюще обратился он к агенту, — отведите меня справить нужду.

— Отведу, если обещаешь все рассказать, — поставил то же условие агент.

— Все скажу, — решительно пообещал бай Дуко, думая о том, что через несколько минут будет лежать мертвым на каменном тротуаре.

Агент открыл двери и пропустил его впереди себя. Прошли по коридору, узкому и вонючему, поднялись по лестнице. Дверь в уборную была открыта, окно тоже. Увидя это, бай Дуко сообразил, что надо воспользоваться тем, что агент отстал, и бросился к окну. Схватился за раму, подпрыгнул, и вот уже он наполовину в окне. Агент почувствовал всю ответственность за возможное несчастье, подбежал и схватил бая Дуко за ногу. Потом прижался спиной к стене и стал звать на помощь, не выпуская ноги из рук. Кричал и бай Дуко, и его голос разносило эхо по всем близким улицам: