Не так давно - [186]

Шрифт
Интервал

В дороге их застал сильный дождь. Вместо маленьких слезинок, которыми плакало до этого небо, стали падать крупные капли. Но из-за необычной для этого времени года жары дождь лишь приносил свежесть. Друзья нигде не останавливались, наоборот, шли все быстрее.

— Эй, а патроны вы взяли? — вспомнил Бойко посреди пути.

— Где мы их могли взять? — пробурчал Георгий. — Эти типы не дают. Такой страх их берет, что еле дышат. Хорошо, хоть карабины взяли.

— Хранят в ящиках, — дополнил Васко. — Раздавать будут, когда в поход выйдут. У меня есть несколько штук, но не государственных, а моих.

— Мои, твои, перестань глупости говорить, — злясь, возразил Бойко. — Важно, что мы идем с голыми руками. У тебя несколько, у меня десяток, но ведь это же пустяки.

— Да брось ты, — ответил Васко, — конечно, если мы будем на одного фашиста тратить по десятку патронов, тогда наверняка прогорим. Я лично думаю, что больше одного они не заслуживают, иначе им долго конца не будет.

— Прекрати, — не выдержал Бойко. — Ты подумал, с какими глазами мы придем к партизанам? Нет чтобы самим принести: не успеем еще «добрый день» сказать, а уже патронов будем просить. Нам тогда любой ответит: «Ну, братишки, идете из казармы, где склады набиты патронами, а с собой ничего не взяли. Думали на месте получить, а мы здесь за каждый патрон деремся». Что мы тогда ответим?

— Партизаны-то поймут, они ничего не скажут, — ответил Георгий.

— Пусть не скажут, достаточно, что подумают.

— Ну, это не совсем так, — заупрямился Васко, — от мыслей до слов большая разница. Вот я, к примеру, сейчас думаю, что уплетаю пирог, но ведь не ем же я его, а если скажу, что ем, тогда в самом деле должен есть.

— Не лезь в философию, — поддел его Бойко. — Не видишь что ли, философия не про нас. Нам, брат, драться надо, пусть другие философствуют.

— А разве это философия, если я сказал, что думать о чем-нибудь и иметь это в руках — совсем не одно и то же? Это и дети знают, — сопротивлялся Васко.

Так, разговаривая, они поднялись на вершину Любаша. Здесь остановились, подышали свежим воздухом, и, пока отдыхали, Бойко рассказал о Любаше какую-то старую легенду. Двое других внимательно слушали, сочувствуя осажденным в крепости, которые, по легенде, в конце концов были уничтожены, и друзья решили, что в предстоящей борьбе никогда не дадут себя окружить.

В Эрул добрались на закате. Через село решили не идти, а обошли его с востока и спустились к руднику «Злата». Пока шли, никто их не заметил. Только один раз собака залаяла, но на нее никто не обратил внимания; затем они пошли к селу Банкя, откуда через реку Эрма намеревались перебраться на югославскую территорию. Это было только незначительное изменение предыдущего плана.

Пройдя село Банкя, бойцы спустились к реке и неожиданно оказались среди скал. Они и днем казались очень крутыми, а ночью вообще выглядели страшными. Темные бездны всерьез озадачили кавалеристов.

Бойко шел впереди. Он хотел выбрать более удобное место для прохода между скалами, но здесь речь шла уже не о метрах — перед ними лежали целые километры такой же ужасной дороги.

— Подождите, друзья! Тут такая пропасть открывается — и птице через нее не перелететь. Надо возвращаться обратно. Мы словно в тиски попали между этими скалами. Что же теперь делать?..

— То вперед, то назад, — пробурчал Васко так, что только Георгий его услышал. — И чего я вас послушался?

Георгий сделал вид, что ничего не слышал, и промолчал. Иначе бы сильно рассердился Бойко.

— Давайте немного назад! — распорядился Бойко.

Хотя они сейчас уже были не в армии, Бойко пользовался правом старшего по званию и не только приказывал, но и не допускал никаких возражений.

— Мы и здесь остаемся бойцами, — заявил он, — бойцами народно-освободительной армии, так что без дурачков. Нас трое, но один должен быть старшим…

Васко и Георгий не возражали. Они были старыми солдатами, и воинские порядки, как и дисциплинарный устав, ими были хорошо изучены. Поэтому приказы унтер-офицера выполнялись беспрекословно, безо всякого ворчанья.

Всю ночь кавалеристы кружили среди скал.

— Хорошо, хоть коней не взяли, — злился Георгий, — иначе что бы с ними мы здесь делали?

— Были бы лошади, выбрали бы тогда другой путь, — поспешил пресечь разговоры Бойко. — Человек выбирает дорогу по грузу.

С камня на камень, из ущелья в ущелье кавалеристы добрались до реки. Никакого моста поблизости не было видно. Ничего другого, как переправляться вброд, не оставалось.

Попытались здесь, попытались там, в конце концов нашли удобное место и перебрались на другой берег. Но тут новая беда — вся одежда ниже пояса оказалась мокрой. Сняли брюки, выжали их, вылили воду из сапог и продолжили свой путь по склону Руя.

Вместе с радостью, что приближается территория «Республики», пришло и солнце.

— Солнце все-таки солнце, братцы, — восторженно воскликнул Бойко. — Люблю зиму, но так, как лето, я ничего не люблю. Как пройдусь по этой траве, да как припечет солнышко и повеет всякими приятными запахами — эх, жить хочется!

Он приостановился, бросил взгляд назад, откуда они выбрались, и воскликнул:

— Мамочки! Посмотрите, где мы только что были!


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.