Не так давно - [138]

Почти всю дорогу Цеца интересовалась, куда мы идем.

— Товарищ, — обращалась она ко мне, — скажите мне, в какой отряд вы нас ведете. Я бы хотела в Трынский…

Я ответил любопытной девушке, что, к сожалению, сейчас она не может попасть в Трынский отряд, но если уж так этого хочет, то при первом удобном случае мы переправим ее туда.

— Скоро ли это может случится?

— Может, и скоро, но необходимо получить согласие командира нашего отряда.

— А разрешит ваш командир, хороший он человек?

— Понятно, хороший. Может ли командир быть плохим? А вот разрешит он или нет — не знаю.

— Хоть бы разрешил… Если бы вы знали, как я хочу попасть в Трынский отряд!.. — мечтательно произнесла Цеца.

Желание девушки мне было понятно. Активность и успешные операции создали нашему отряду большую славу. О нем сочиняли легенды. Одни говорили, что у нас есть кавалерия, другие — что мы имеем свыше тысячи бойцов, третьи — что располагаем свободной территорией, на которой расположены десятки складов с оружием и продовольствием.

Несколько лошадей, которые были у нас в отряде, давали полиции основание говорить, что мы имеем кавалерию, что нас много, что мы вооружены автоматическим оружием, что все население на нашей стороне. Этим власти оправдывали свое бессилие и неспособность справиться с отрядом, но простые люди считали все это истиной и со своей стороны способствовали распространению фантастических слухов за пределами нашей околии. Эти слухи и легенды позже, когда партия приступила к мобилизации своих кадров, очень помогли нам в агитации.

— Ваши действия, — говорили наши руководители в Софии, — имеют большой политический эффект и не только местного значения — мы используем его и в других местах. Вы помогли нам активизировать деятельность и других отрядов. Ваш опыт привлечения к работе населения оказался поучительным и для других районов. Благодаря правильным методам работы население заговорило о вас, как о людях, смелых и близких народу. В этом смысл партизанской войны — завоевать доверие народа.

* * *

До Калны, где мы надеялись застать отряд, было еще далеко. Надо было идти еще пять-шесть ночей, а в пургу и больше. На протяжении всего маршрута нам десятки раз приходилось останавливаться — мы заходили к нашим испытанным, хорошо законспирированным ятакам. Теперь, после первого провала, места наших явок знали только руководители отряда и курьеры.

Вот мы и в кошаре бая Яко в селе Баба. После ареста бая Неделко мы уже не посещали его дом. Перебрались к его соседу баю Яко. Он тоже был честным и преданным нашему делу человеком, а в его кошарах было очень удобно — они находились за селом и других поблизости не было.

В сарае мы зарылись в солому, но от холода никак не могли уснуть, напрасно мы прижимались друг к другу спинами — согреться было невозможно. Перебрались в загородку, к овцам. Там тоже не было спасения от стужи. Выгнали овец в загон, развели костер, но это не помогло, в сарае не было тяги, дым заполнил все помещение. Дышать было трудно. Мы загасили костер и решили перебраться к коровам. Вместе с коровами в другой половине кошары дремали на насесте куры, здесь же находились поросенок и телки. Тут было сравнительно теплее, и мы расположились около коров. Больше всех шумел поросенок — он без конца хрюкал, пыхтел и грыз дверцу.

Однако, несмотря на шум, спали мы хорошо. Усталость взяла свое, и мы проснулись только утром, когда пришла Радка — жена бая Яко, которая принялась громко браниться, удивляясь, что дверь оказалась отпертой.

— Змея бы укусила того, кто отпер кошару! Это мне кто-то нарочно учинил такую пакость. — Войдя в кошару, при виде нас она остановилась в изумлении. — Как вы открыли, ведь было заперто?

— У нас есть ключи ко всем замкам и запорам, — пошутил я.

Радка пошла готовить нам завтрак. Вместо нее тут же явился бай Яко. Целый день не отходил он от кошар. Вечером я взял спрятанную винтовку, и мы отправились в укрывшееся высоко среди заснеженных горных складок село Эрул.

Было десятое января — полночь. В тот момент, когда мы были в центре села, над Софией появилось зарево. Сначала мы с удивлением наблюдали это невиданное явление, но когда до наших ушей долетело эхо взрывов, лихорадочная стрельба пулеметов и зенитных орудий, то все стало ясно — американцы снова бомбят столицу.

Сжимались от боли сердца эрулцев. У каждого из них в Софии был кто-нибудь из родственников или друзей. Многие проводили туда на заработки своих кормильцев, и теперь все их мысли были обращены к отсутствующим. На заснеженную улицу выбежали и дети, и взрослые. Отсюда казалось, что полыхал весь город и никто живым не выйдет из огненного кольца. Поднялся шум.

Женщины голосили как на поминках, а мужчины громко вздыхали и время от времени отпускали цветастую брань в адрес немцев, которых считали главными виновниками этих жестоких бомбардировок. Ругали болгарское правительство, объявившее «символическую» войну Англии и Америке, которые сейчас посылают на Софию целые эскадрильи «летающих крепостей», сбрасывающих вовсе несимволические бомбы.

Когда стрельба утихла и небосвод стал проясняться, я собрал крестьян и коротко объяснил им, кто виновен во всех этих несчастьях, одно за другим обрушивающихся на головы болгарского народа. Присутствующие жестоко заклеймили виновников народных страданий и заявили, что ненавидят фашистскую власть и будут бороться за ее свержение. Это короткое собрание еще больше укрепило связь партизан с крестьянами. Насколько сердечно относились к нам эрулчане, мы убедились, отойдя от села на порядочное расстояние, когда двое молодых людей догнали нас, чтобы передать хлеб и сало. Юноши наперебой извинялись, что ничего другого не могут нам дать.