Не так давно - [126]
После митинга я имел краткую беседу с Нешковичем и Смаевичем. Как раньше со Смаевичем, так и теперь с Нешковичем мы договорились, что в случае необходимости югославские партизаны и руководители могут перейти на нашу территорию, где трынское население было подготовлено к тому, чтобы оказать им содействие. С этой целью мы провели огромную работу. Нелегко было выкорчевывать многолетнюю ненависть, создаваемую и непрестанно разжигаемую болгарскими и сербскими шовинистами.
От Нешковича я узнал, что в их главном штабе есть болгары, переброшенные из Советского Союза. Это меня обрадовало. Одним из этих товарищей был Штерьо Атанасов — партийный работник с большим стажем, долгое время живший и работавший в Советском Союзе, а потом в Турции, воевавший в Испании, много раз нелегально переходивший болгарскую границу с ответственными и сопряженными с риском заданиями.
С Нешковичем и Смаевичем мы расстались еще в центре села и отправились с Брко в обратный путь. Брко получил задание передислоцироваться в село Кална, туда же направлялись и мы с Крыстаном. По дороге мы с Брко имели возможность обменяться мыслями по ряду вопросов. Много говорили о зимовке. Югославы, как и мы, пришли к выводу, что отряд не следует разбивать на малые группы.
Накануне мы получили подобное указание и по линии партии, так что всем нам было ясно, что отряд будет зимовать в полном составе и не в землянках, а в селах.
Наступил ноябрь — холодный и дождливый. Одежда на партизанах пообносилась, впрочем от дождя и холода не спасала нас и новая одежда. И вот как раз вовремя отряд получил обещанные кожушки, меховые шапки, свитера и шерстяные носки. Все это было переслано через бая Тошо — мельника, как было уговорено во время моего последнего пребывания в Софии. У него был грузовик, и он частенько бывал в столице. Кроме того, мы получили некоторые вещи через Стояна Якимова, агронома в Трыне. Эти вещи собрали коммунисты города. Эта забота партии, проявленная непосредственно перед операцией на руднике «Злата», давно задуманной нами, тронула бойцов. К акции они готовились бодро и весело.
Объект был очень серьезным. Он требовал хорошей подготовки и организации, точности и внезапности действий. Исходя из этого, в течение нескольких дней около Калны усиленно проводились боевые учения. Одновременно, в связи с наступившими холодами, были приняты меры по физической закалке. Днем и ночью бойцы находились под открытым небом. Мы научились определять время восхода и захода Луны, появления утренней звезды, положение Большой Медведицы, расстояние от нее до Малой Медведицы. Мы любовались яркими восходами и пламенеющими закатами. Небо действительно было несказанно красиво, когда солнце пряталось в облаках. Они окрашивались то в золотистый, то в серебристый цвет, то становились прозрачными, то неожиданно сгущались, радужно переливаясь. Природа являла собой океан красок. Каждый лист, каждая травинка были окрашены в яркие солнечные цвета. Но все это не согревало. Потому в эти холодные ноябрьские дни мы с таким нетерпением ждали восхода солнца, собирались там, куда падали его первые лучи, одновременно согревавшие и развлекавшие нас, вечерами же со вздохом сожаления провожали его. Чудные закаты! Иногда они походили на огромный пожар, охвативший не только горы с их остроконечными вершинами, но и небо, весь бескрайний горизонт. По закатам мы учились предсказывать погоду. Красный закат предвещал ветер и бурю, закат в облаках — дождь. Мы предпочитали ясные закаты, когда солнце было видно до последнего мгновения перед своим уходом за горы. Такой закат обещал погожий день бабьего лета.
Там и сям мы разжигали костры. Согревали у огня коченеющие руки, иногда варили фасоль или мясо, полученные от отзывчивых людей из Калны. Они не жалели для нас ни хлеба, ни скота, ни самих себя. Несмотря на то, что фашистская власть лишила их всякого снабжения, что они не получали сахара, риса, керосина, мыла, люди находили возможность достать для нас все необходимое. «Не морить же их голодом», — говорили они. Жители калненских выселков Стране и Виниште находились непрестанно среди нас. Они взяли на себя обязанность доставлять нам продукты, стирать наше белье, помогать в разведке. Уже немолодой бай Саво, его старший сын Величко, проворный Никола и хитрый Виден круглосуточно работали для нас, и эта работа была гораздо тяжелее той, которая доставалась на долю самим партизанам. Только, бывало, одни покинут их дом, на смену идут другие, проводят этих, идут третьи, нередко к ним являлась и полиция — жестоко избивала их, забирала все, что было в доме, и уходила. Бывали случаи, когда их увозили в Трын, по нескольку дней держали под стражей, но, ничего не добившись, отпускали. Мы ликовали от радости. Умели эти люди держаться перед врагом: когда надо — мужественно и непреклонно, а когда — прикидываясь простачками, но при этом всегда возвращались к своим.
После учения в калненском лесу отряд Денчо отправился к Крайште, а я остался в Калне ждать возвращения Делчо и группы Златана и Тодора Младенова, которая находилась еще в Брезникской и Царибродской околиях. Делчо был в Софии, и мы со дня на день ждали его с новыми партизанами. Златан и Тодор задержались в районе больше, чем предполагалось, и это сильно беспокоило нас.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)