Не так давно - [122]

Так провалились все его попытки разгромить нас до наступления зимы.

Вопреки преследованиям, отряд провел все запланированные в октябре операции. Широкая разъяснительная работа на собраниях в селах Бохова, Реяновцы, Слишовцы, Ранилуг и других имела положительные результаты. Встречаясь с крестьянами, мы укрепляли с ними связь, узнавали от них все, что их волновало, вникали в их нужды, в подробности их тяжелой жизни, а они, со своей стороны, открыто выражали свою любовь к нам, доверяли свои сокровенные тайны, а когда мы запаздывали явиться, волновались за нас.

В один из вечеров мы посетил село Реяновцы и созвали собрание. Во время собрания одна женщина шепнула мне на ухо, что за печью в хибарке у ее соседа Стоядина Петрова спрятан мешочек патронов. Я взял с собой двух человек и прямо к нему. Сообщение женщины оказалось верным.

На следующий вечер было собрание в село Слишовцы. Собрание состоялось в зале школы, которую до отказа заполнили посетители. Тут объектом нашей агитации был Рангел Михов, административный служащий в оккупированной Югославии, приверженец фашистской власти. Его проступок был связан с одной операцией югославских партизан, когда он, укрытый одеялом и притворившийся больным, был ими обнаружен. Партизаны его предупредили, что он должен покинуть село и ничего не сообщать о них властям, однако он тут же побежал на почту и донес Байкушеву по телефону, что партизаны чуть было его не убили. Этого Михову показалось недостаточным, и он попросил начальника полиции прислать в село жандармов. Об этом нам сообщили в тот же день. Человек, подслушавший его разговор с Байкушевым, не был ни членом партии, ни членом РМС. Он был простым крестьянином.

За такое преступление Рангел Михов заслуживал смертной казни, но мы хотели услышать мнение его односельчан. Когда мы все рассказали о случившемся, один крестьянин встал с места, окинул взглядом присутствующих и, посмотрев в лицо обвиняемого, спросил:

— Рангел, верно ли, что ты сделал такую подлость?

— Верно, — ответил Рангел и опустил глаза.

— Тьфу, — сплюнул в досаде крестьянин, — где же твоя совесть, продался полиции?!

Вслед за ним выступили и другие крестьяне, и все, как один, заклеймили позором предателя. Вместе с тем крестьяне не забыли, что у него есть дети, и просили нас пощадить его.

Беспощадно разоблаченный перед всем селом, он расплакался, покаялся в своем преступлении и попросил командование отряда помиловать его, обещав односельчанам, что больше никогда не будет так поступать.

Мы помиловали его, и этот акт сам по себе имел огромное воспитательное и политическое значение.

В реяновской прогимназии споры между детьми из различных сел стали обыкновенным явлением. Пока споры разгорались в стенах классов, они не беспокоили ни учителей, ни директора, но когда дети стали разделяться на партизан и фашистов и это обычно оканчивалось схватками, учителя серьезно призадумались над тем, какие принять меры, чтобы навести порядок в училище.

Что бывало причиной споров, возникавших между детьми из Слишовцев или Реяновцев и цигриловчанами? Узнав, что партизаны до сих пор ни разу не появлялись в селе Цигриловцы, слишовские ребята называли цигриловских «фашистами» — так вспыхивала ссора.

— А вот и неправда, вовсе мы не фашисты, один староста наш фашист, но партизаны его прикончат, — оборонялись те.

— Если вы не фашисты, почему партизаны обходят вас? — спрашивали слишовские ребята и торжествующе посмеивались.

Цигриловским трудно было опровергнуть такой довод. И только, когда мы побывали в этом селе, дети успокоились, обвинение было опровергнуто. Тогда наступал черед стрезимировских сверстников или ребят из какого-нибудь другого села, где мы еще не побывали.

В результате активной деятельности отряда до конца октября мы не только восполнили понесенные на Яничова-Чуке потери, но и в значительной степени повысили свою боеспособность. Все до одного получили боевое крещение, основательно ознакомились с политической обстановкой и могли свободно разговаривать с крестьянами по любым злободневным вопросам. Жители сел и деревень, со своей стороны, ближе узнали нас и почувствовали в нас свое войско.

Если вначале мы опирались на отдельных ятаков, сейчас мы имели массовую базу. Наша борьба перешла в высшую фазу. Отдельные ятаки в этот период выполняли специальные задачи: вели разведку, укрывали раненых и больных партизан, руководили боевыми группами. Питание для нас перестало быть проблемой. Мы получали продукты не от отдельных членов партии или РМС, не от наших ятаков, а от всего населения и, в первую очередь, от наиболее зажиточных крестьян. Они были в состоянии не только лучше кормить нас, но и снабжать одеждой и одалживать денег. Когда полиции становилось известно, что не бедняки, а богачи принимают нас, она преследовала их и этим озлобляла и восстанавливала против власти.

Мы уже были в состоянии блокировать теперь целое село, никого не выпустить из села, где мы находились, и относительно спокойно кончить там свои дела. Уменьшились случаи предательства. Многие старосты, их заместители и другие административные чиновники сами предлагали нам свои услуги в борьбе против власти.