Не так давно - [117]

Я отвел Даницу к Станке Гюровой и ее сестрам, которые приняли все необходимые меры для ее лечения. Они же должны были помочь ее возвращению в отряд.

Впоследствии мы изредка встречались с Даницей, и каждый раз, когда нам выпадал случай увидеться, она подходила и горячо пожимала мне руку, выражая этим свою благодарность за то, что я избавил ее от большой неприятности, и говорила:

— Когда же я получу обещанный пирожок?

— После победы, — отвечал я ей, а она прыскала со смеху.

Перевод Л. Баша.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВСТРЕЧА С АСЕНОМ, КАТЕЙ И ЯНКО

Еще в сентябре, когда Здравко был в отряде, он обещал связать меня с секретарем окружного комитета. Я не знал его имени, не знал, откуда он, как обычно, при встречах с руководящими товарищами. Позже выяснилось, что Асен — это псевдоним Георгия Чанкова. Под этим именем мы знали его и потом, когда он пришел в наш отряд.

Встреча должна была состояться где-то в Банишорском квартале, неподалеку от вокзала. Мы пришли с Здравко в назначенное время, но Асена не было. Прошло около десяти минут. Здравко начал беспокоиться. Он знал его точность и предполагал, что только серьезная причина могла помешать ему прийти вовремя. Не меньше тревожился и я, поскольку существовала реальная опасность вообще не встретиться с человеком из окружного комитета. Вот почему я боялся даже думать, что с ним случилось что-то недоброе, и был готов простить ему опоздание, пусть даже неоправданное, только бы он пришел.

В тот момент, когда мы обсуждали это опоздание, на противоположном углу улицы показался человек и направился уверенной походкой к нам. Он был в плаще, на голове кепка. По тому, как обрадовался Здравко, я понял, что это Асен. Мы пошли навстречу ему. Мгновение мы смотрели друг другу в лицо, потом Асен обнял и поцеловал меня.

— Это и есть наш Славчо? — спросил он. Он не ждал ответа на свой вопрос. Ему было все известно. Вероятнее всего, ему хотелось как-то заполнить минуту молчания. Я тоже поцеловал его.

С большим волнением я шел по левую руку от него. Он задал мне ряд вопросов, касающихся состояния отряда, его деятельности, связи с народом, с югославскими партизанами, интересовался трудностями, с которыми приходилось нам встречаться.

Из разговора с ним я понял, что окружной комитет внимательно следит за нашей работой, одобряет наши действия и требует, чтобы мы еще теснее связывали политическую работу с боевой деятельностью отрада, расширяли нашу базу в народе. Окружной комитет не имел возможности снабжать нас оружием. Об этом мы должны были заботиться сами, нападая на полицейские объекты, казармы и одиночных фашистов.

Наступление зимы серьезно тревожило окружной комитет.

На вопрос Асена, как я смотрю на то, что придется, может быть, подготовить землянки, я ответил, что мы обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что землянки не нужны, что о первой же нашей землянке полиция получила сведения прежде, чем мы успели поселиться в ней, что лучшим разрешением проблемы зимовки было бы «окопаться» среди народа. Если нам удастся это, мы лишим полицию возможности изолировать нас на зимнее время от населенных пунктов, прервать нашу связь с народом. В то же время, укрепляя связь с населением, мы не только обезопасим отряд от голода и холода, но сможем непрестанно вести организационную и массово-политическую работу в целом районе, что, несомненно, усилит наше влияние среди народа, подготовит наши будущие успехи в развертывании партизанской борьбы.

Я радовался, что партийное руководство округа в лице секретаря одобряло нашу работу, разделяло наши мысли, взгляды и планы. Это вселяло в нас уверенность, что отряд действует правильно, что мы правильно понимаем и применяем на практике указания партии.

Меня, в свою очередь, интересовали некоторые вопросы, и я поставил их перед секретарем. Спросил о задачах, которые должны решать партийные и молодежные организации отряда, как активизировать работу по расширению базы Отечественного фронта и так далее. На все мои вопросы я получил исчерпывающее разъяснение.

Увлеченный интересным разговором, я не заметил, как мы вышли на бульвар Сливница. Неожиданно на улице, пересекающей бульвар, к нам присоединилась молодая женщина среднего роста, снежным одухотворенным лицом. Асен представил нам ее под именем Кати. Это была его жена Йорданка. Асен взял под руку Здравко, и они пошли впереди, а Катя и я — за ними. Из вопросов, которые она мне задала, я понял, что она является руководителем молодежной организации, но не мое было дело выяснять подробности. Чувствовалось, что она мучительно переживает гибель товарищей из нашего отряда и очень расстроена неудачами, постигшими ремсовские организации в Трынской и Брезникской околиях.

— Ах, как я хочу быть там! — сказала она, вздохнув. — Здесь скучно. Мне кажется, что я далеко от боя, в котором решается победа. Хочу переносить все страдания вместе с нашими славными ремсистами, радоваться вместе с ними.

Я был уверен, что здесь, в Софии, она борется и страдает не меньше любого ремсиста в отряде, но такой уж она была — всегда стремилась взвалить на свои плечи чуть ли не все трудности, сопряженные с борьбой. И, действительно, Катя выполняла одну из наиболее ответственных задач. Она прошла через тюрьмы, концлагеря, и ее жизнь в подполье постоянно была сопряжена со смертельной опасностью. Как секретарь ЦК РМС Катя руководила и отвечала за работу тысяч организаций, за десятки тысяч ремсистов. К ней сходились организационные нити двенадцати округов. Десятки связных приносили ей информацию и доставляли ее указания в отряды. В этих указаниях находил отражение ее воинствующий характер, твердая воля революционера, непреклонная вера в близкую победу над фашизмом. И все-таки Катя считала, что она далеко от боя.