Не страшись урагана любви - [10]

Что касается раздевания через голову под водой, просто так легче. Нет, его никто не учил. Он придумал сам. Но, может, и другие так делают. Просто так легче.

— А в этом деле все, что легче, все, что требует меньше усилий и расхода энергии, — всегда наилучший путь. Просто, экономя энергию, экономишь воздух.

— Ну, а как насчет протаскивания меня через такое узкое место? Разве это маневр для новичков? Типа меня? В самое первое погружение?

Бонхэм покачал головой:

— Нет. Я обычно при первом морском погружении не беру туда учеников. Не в эту пещеру. Правда. Но вы достаточно хладнокровны. Гораздо хладнокровнее, чем вы сами по каким-то непонятным причинам думаете. Обычно бывает наоборот. Люди считают себя хладнокровными, но они не такие.

— Ладно, я там был… Я же легко мог вас потерять.

— Ну, это-то я видел! После того, как прошел сам!

Грант засмеялся.

Бонхэм ухмыльнулся. Он решил, неожиданно перебил он, поставить сегодня катер в Яхт-клубе. Он устал от заплеванного торгового дока, хоть он и ближе к магазину. Что-то в его лице, направленном на ветровое стекло, точно подсказало Гранту, что за этим таится нечто большее, и это связано как-то с ним, но Бонхэм замолчал. А Грант не спрашивал. Пока они плыли, правильные и выразительные дикция и грамматика у Бонхэма начали изменяться, укорачиваться и искажаться, как это уже не раз отмечал Грант. Он явно готовил маску, которую по каким-то причинам хотел показать в Яхт-клубе. Когда они поравнялись с клубом, он в своей диковатой манере резко свернул катер влево на полной скорости и тут же, чтобы не врезаться, сбросил обороты, а затем легко и мастерски проложил курс между маленькими баркасами и шлюпками на швартовую близость к доку. Здесь Али перевез их обоих к длинному деревянному доку на небольшой пластмассовой лодке, которую Бонхэм привязал на крышу кабины, и вернулся за аквалангами. Бонхэм надел на гладкие тонкие волосы мятую, но дорогую и просоленную даже на вид кепку яхтсмена со старой золотой капитанской эмблемой.

Грант дважды бывал в Яхт-клубе, оба раза поздно вечером, чтобы выпить после ужина. Оба раза с «любовницей» и ее мужем. И оба раза здесь было пусто и скучно. Единственным развлечением там была европейская игра с отверстиями в середине слова, защищенными кеглями, которые нельзя сбить. За шиллинг играешь несколько минут, пока не выключится таймер и не вернет шарики на место. Он сыграл с мужем. Это весьма унылое место было для средних классов. И бывать здесь мог только специфический британский или колониально-британский контингент. Построенное в современном стиле, из бетона, четырехэтажное здание (каждый этаж со своей верандой), стоявшее между крутым берегом и улицей, снаружи было гораздо красивее, чем изнутри. Сейчас, однако, во время коктейля, оно было забито веселой пьяной толпой местных жителей и «зимних посетителей», членов клуба. Бонхэм всех их знал и познакомил Гранта со всеми. Большинство из них было достаточно искушено и имело достаточно денег, чтобы проводить пару раз по две-три недели в году в Нью-Йорке и знать американский театр. И знать, кто такой Грант. Они слышали, что он в городе, и говорили, что рады видеть его здесь. Грант был внимателен и любезен со всеми, но он бы предпочел усесться в углу и поговорить о нырянии, чем быть знаменитостью Бонхэма. Это, однако, было невозможно. Бонхэм, заказав им выпить, сейчас увлекся беседой с двумя членами клуба о тридцативосьмифутовой шхуне Мэттьюсов, выставленной на продажу в Монтего-Бей. Суть была в том, что, как Бонхэм объяснил с отменно плохим произношением и невероятной грамматикой, он хотел бы купить ее, но боится, что она не в лучшем состоянии. Оба члена клуба уверяли, что она в хорошем состоянии, они сами видели. После этого Бонхэм с сомнением качал головой и начинал все сначала. Когда Али вернулся с катера, Бонхэм заказал еще выпить и послал его пригнать пикап из торгового дома. Грант был счастлив. Но к тому времени, когда Али доставил машину, Бонхэм, еще пару раз заказав им выпить, горячо обсуждал с президентом Ассоциации родителей и учителей (оказывается, он был вице-президентом этого органа!) встречу, назначенную на следующий четверг. А Грант защищал своего старого приятеля Теннесси Уильямса от нападок трех богатых леди. К тому времени, когда Али погрузил акваланги в машину, Бонхэм успел еще раз заказать выпивку. Затем Грант расплатился, и они ушли.

Грант не возражал против питья. Даже против оплаты не возражал. Он сам был хорошим выпивохой и подозревал, что у Бонхэма неважно с наличными. Но он все еще был возбужден погружением и хотел сохранить его. Все было очень странным и трудно объяснимым. Он мог только так обозначить это чувство: ныряние заставило его больше ощущать себя мужчиной. Более мужчиной, чем он чувствовал себя уже давно. И он хотел поговорить об этом с Бонхэмом. Не об этой части подводного плавания, но о первом погружении и плавании вообще.

— Я не знал, что у вас есть дети, — сказал он в машине, намекая на Ассоциацию. — Сколько их у вас?

Бонхэм на воздухе и в темноте выглядел неожиданно осовевшим.

— Нету, — сказал он кратко. — Жена учит в школе. — И он неопределенно махнул головой вверх, вроде в левый передний угол машины, что означало на деле сторону горы, вдоль которой они ехали. Там высоко наверху примостилась, как знал Грант, школа. Дорогая.