Не стану взрослой - [45]

— А ты злопамятный, — одобрительно усмехнулся Башка.

— Да. Я как собака — зла не забываю никогда. И не прощаю никого, даже отца.

— Отца — понятно, а мать? Она тоже тебе врала?

— Да. Она постоянно говорила, что разведется с отцом. Так и не развелась. Она была слишком слаба для этого. И папаша мой — тоже слабак. Лет десять назад спился совсем. И мама в это дело втянулась… Я ненавижу этих людей, Башка.

— Во как, — прокомментировал барабанщик. — Вова Камушкин своих предков тоже не особенно любил. И как-то раз решил их обломать по полной программе.

Башка застучал дробь, убыстряясь с каждой секундой, — как барабанщики в исторических фильмах, когда мимо них на эшафот ведут осужденного на казнь.

— Он просто взял и выпрыгнул в окно! Парню было двенадцать! — прокричал он поверх своей дроби и так долбанул по тарелкам, что у Максима зазвенело в ушах.

— Было и осталось, — продолжил Башка. — Он не умер. Даже не сильно покалечился — так, пара переломов. Просто он перестал расти. Был подростком и остался навсегда. И понял, что это ему дар свыше. Про его дальнейшую судьбу разное рассказывают. Одни говорят, его семья куда-то переехала еще до развала Союза, — при слове «переехала» Башка стал имитировать на барабанах лошадиный галоп. — Другие — что они до сих пор обитают где-то здесь, только не известно, где. Говорят, что Вова нигде с тех пор не учился и не работал — закрылся в комнате и на улицу выходил только поздним вечером и гулял до утра. Самая интересная версия — что Вова Камушкин стал грозой педофилов. Вот представь, шел он как-то вечером по парку, ему уже было лет двадцать, но выглядел он на свои двенадцать. Подваливает какой-то толстый дядя: мальчик, ты чего один гуляешь, давай на машине подвезу. Вова, очень спокойно: ну давайте. Дядя отвез его домой, только к себе. Наобещал ему компьютерных игр, фильмов, еще чего-то. Запер дверь и начал обрабатывать: да я, я большой начальник, если ты сейчас мне не отдашься, и тебе будет плохо, и твоим родителям… Только он не знал, что имеет дело не с сопляком каким-нибудь, а с хищником. Вова сделал вид, что испугался, и полез дяде сосать. Дядя сел на диван, расстегнул штаны, зажмурился, а Вова достал шило и — раз! — воткнул ему в яйца. (В этом месте Башка от всей души врезал по барабанам.) А пока дядя на полу корячился, Вова поджег его квартиру и спокойно удалился. В общем, он и раньше взрослых не особенно любил — а после того случая просто возненавидел.

Длинное соло на ударных.

— Дядя сгорел заживо — посчитали за несчастный случай. И с тех пор Вова каждую ночь стал выходить на охоту. Ну, не каждую, а в теплое время года.

— И сколько маньяков он угробил?

— Тут вопрос не в том, скольких он угробил, а в том, скольких запугал. Угробил-то он, может, всего двух-трех уродов, а все остальное сделала народная молва. Факт есть факт, можешь проверить официальную статистику: за последние лет пятнадцать в нашем городе не было ни одного случая, чтобы какой-нибудь маньяк на детей нападал. По области — были, у нас — ни разу за пятнадцать лет. Во как.

— И к чему была эта история?

— А ты сам подумай: живет такой человек, очень злой и очень умный, который дико ненавидит взрослых. Рано или поздно он начнет собирать вокруг себя единомышленников и свою идеологию распространять: взрослая жизнь — это зло, умереть нужно маленьким.

— И что, все, кто погиб, были с ним знакомы?

— Не обязательно. Вова мог просто придумать свое учение, которое затем стало распространяться без его участия. Возьми Карла Маркса — он же тоже только книгу написал.

— Ага, понятно, — Максим потер виски. — Слишком много информации. И хватит уже долбить, а то башка трещит.

Башка повертел в руках палочки и отбросил их за спину.

— Ты всю эту легенду выдумал только что или когда читал «Жестяной барабан»?

— Легенды не выдумывают, — ответил барабанщик. — Они носятся в воздухе, как призраки.

— Ты правда думаешь, что Вова Камушкин тут замешан?

— Да ничего я не думаю. Да и нет никакого Вовы. Это легенда, Макс, ты же все правильно сказал.

— Но ведь он на самом деле существует?

— Может быть. А может, давно умер. Если честно, я и сам во все это не особенно верю, — признался Башка. — У тебя все записалось?

— Ах, да, — Максим выключил диктофон и спрятал КПК.

— Знаешь что, господин журналист. Если тебя интересует это дело с самоубийствами, то я мало чем могу помочь. Знаю ровно то же, что и ты.

— Плюс сказку о Вове Камушкине.

— Но это сказка, и ничего больше. Он якобы родился где-то здесь, но никто не знает, где именно. Так что забудь.

— Ладно.

Пауза затянулась. Барабанщик пил пиво. Максим сидел на стуле и вертел в руках собственную бейсболку.

— Слушай, Башка, а сколько времени прошло? Что-то наших долго нет. Можно начинать волноваться?

— А я уже. Неужели они правда в магазин потащились? Тут совсем рядом круглосуточный мини-маркет есть.

Стало как-то скучно. Башка какое-то время бродил по комнате, пиная валявшиеся кое-где смятые пачки из-под сигарет. Равнодушно спросил:

— С Элкой недавно встречаешься?

— Недавно, — сказал Максим. Врать не было смысла.

Барабанщик кивнул, будто другого и не ожидал услышать: