Не спрашивай - [31]

— Беги, Джон! — закричал Келп и ударил охранника по голове костью.

— Только не реликвией! — вопил распластавшийся возле входа Градец.

Охранники, сбитые с толку чередой происшествий, все же быстро сообразили, что к чему, бросили лже-Диддамса (бах!) и повернулись, чтобы оказать сопротивление этой новой и менее двусмысленной угрозе. Дортмундер — одноглазый Джон, вскарабкался на спину одного из охранников, а Энди продолжал, словно саблей размахивать костью:

— Джон! Беги!

Без шансов. Дортмундер знал это, но все же попытался воспользоваться последней уловкой. Прищурив здоровый глаз, он произнес:

— Разве мы знакомы? — он надеялся, что у него получился вопрос, а не утверждение.

Все замерли. Все уставились теперь на Дортмундера. Пораженный этим вопросом Келп прошептал:

— Разве тебя «не приперли к стенке»?

— До этого момента нет.

— Схватить его! — заорал Градец и ткнул пальцем в Дортмундера.

— Беги, Джон! — заорал Келп и сверкая пятками резво поскакал к концу пристани.

Охранники уже потянулись к Дортмундеру, поэтому тот долго не раздумывал и тоже побежал. Он мчался: руки шевелились, ноги тряслись, мышцы лица исказила гримаса, как будто он находился в ракете и на него давили три и более гравитации. Он смотрел на окружающий мир впереди себя, прищурившись, как моряк Попай, и не мог поверить. Река была там!

Марч, увидев наконец своих пассажиров, завел мотор лодки. Келп оттолкнувшись от причала, приземлился на палубу сначала ногами, затем коленями, локтями, после костью и лицом.

Дортмундер сопел как капучино-машина, в конце своего марафонского бега и, дрожа всем телом, остановился. Он с ужасом посмотрел вниз на крошечную мишень под своими ногами раскачивающуюся на волнах глубоководной реки.

Келп и Марч уставились на него и настойчиво махали руками.

— Прыгай, Джон! — кричал Келп.

— Давай, давай! — вопил Марч.

Дортмундер задыхался. Он смотрел вниз, пытаясь сфокусировать взгляд одним рабочим глазом. Он пробовал прыгнуть, он пробовал «давай, давай», он действительно хотел, но он не мог сделать это. А потом руки сомкнулись вокруг его рук, плеч и головы.

Келп стоял на коленях, зажав одной рукой кость, другой — держась за планширь. Марч быстро увозил их прочь, направив лодку на Лонг-Айленд-Сити. Энди вглядывался в Дортмундера, зажатого крепкими объятиями частного права.

— Он обвинит в этом меня, — произнес Келп, — я просто знаю это.

Дортмундер закрыл здоровый глаз.

13

Градец сидел за своим столом и обдумывал сложившуюся ситуацию. Джон Диддамс или как там его звали по-настоящему, сидел на стуле со спинкой, руки были скованы за спиной наручниками, а браслеты продеты через перекладину. Охранники вернулись к выполнению своих бесполезных обязанностей у ворот, прихватив с собой ножовку для зонтика. Им было запрещено впускать на борт кого-либо, включая ученых, которые ранее имели право находиться на корабле. Джона Мицкельмусса из Кембриджа вежливо, но настойчиво попросили покинуть судно, намекнув на возможные политические проблемы дома, в Нови Гладе. Ласк и Термент присутствовали здесь. Выглядели они взволнованными, но готовыми ко всему. Какая-то неизвестная кость лежала бесстыдно на столе Градеца. Он ткнул пишущим кончиком шариковой ручки в белую вещь — ничего не произошло. Нахмурившись, он спросил у Диддамса:

— Куда они делись с настоящей реликвией?

Диддамс открыл один глаз, который выглядел интроспективным, даже почти медитативным. Другой же приобрел красивый темный цвет — намечался синяк. Хорошо.

Пленник не ответил. Градец решил попробовать еще раз:

— Не заставляй меня звонить в полицию.

Но Диддамс лишь тяжело вздохнул. Больше он не выдавил из себя ни единого звука, даже не взглянул на следователя своим здоровым глазом. Скорее фальшивая кость пойдет на сотрудничество, чем этот незваный гость.

Конечно же, Градец не мог вызвать полицию и Диддамс понимал это. Стратегия Тсерговии была понятна: они решили не заявлять свои права на реликвию, а дождаться начала научных испытаний священного предмета, дождаться удобного момента и выкрасть настоящую кость ноги и заменить ее дешевой подделкой. Не имитацию кости, реальную кость на подделку святой. И что же теперь предпримет Тсерговия, когда их шкурный план увенчался успехом? Объявят всем, что настоящая реликвия все это время находилась у них? Выставят на всеобщее обозрение, скажем, на пресс-конференции, а архиепископ Минкокус — дряхлый старикашка, который держит будущее их страны в своей парализованной руке, обнажит зубы в слюнявой улыбке в ответ на их просьбу о вступлении в ООН?

Нет. Градец Краловц разбирался в политической стратегии, поэтому знал, что лучше всего Тсерговии на данный момент воздержаться от каких-либо действий. Ведь ранее они заявили, что настоящая реликвия находится в их собственности и пока лживого претендента не разоблачат, они не покажут кость.

Итак, реликвия была у Тсерговии, но суд будет на стороне Градеца. Он заявит, что настоящая кость была украдена неизвестными рейдерами, а беспристрастных свидетелей извне, к сожалению, не обнаружилось. Тсерговия правдоподобно намекнет, что заявление о краже является способом прикрыть их махинации с фальшивой костью. И, с другой стороны, если Вотскоэк — а именно Градец в данном случае — ничего не предпримет, то ученые в два счета разделаются с жалкими претензиями этой обглоданной куриной ножки на право именоваться реликвией.