«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения» - [65]

Вы справедливо ругаете стихи поэтессы «Нового журнала». Эпиграф, кажется, из Бердяева! Если было что-то уж совершенно Бердяеву чуждое, то, верно, поэзия и литература вообще. А все-таки непонятно мне, почему в упадке эмигрантская поэзия? Беда эмигрантской прозы в значительной мере в том, что ее сюжеты не могут быть интересны (или уж это так с художественной прозой вышло). Вот Иванников талантливо пишет, но почему такой ничтожный и противный сюжет?[589] Дело, конечно, не в «отрицательных типах», — Вы, наверное, и не думаете, что я имею в виду это, — а в том, что сюжет именно ничтожен и не интересен. К поэзии же это относиться не может. Да и общая материальная бедность у поэтов давит меньше, хотя и давит. Впрочем, долго об этом говорить, в письме выходит и непонятно.

Вы говорите о стиле письма Бунина к Толстому. Первый я этого не сказал бы, но теперь каюсь; меня тоже чрезвычайно резнули и отдельное слово, и весь тон его обращения к Толстому (начиная со слова «многоуважаемый»). Неужели Иван Алексеевич тогда был другой?! Кстати, письма И<вана> А<лексеевича> напечатаны в «Н<овом> р<усском> слове» не целиком.

Согласен с Вами относительно Константина Леонтьева, я о нем писал в «Ульмской ночи» как об очень выдающемся писателе. Отдельные мысли в особенности у него часто бывали удивительные. От Сов<етской> энциклопедии у меня было впечатление, что твердой «литературной политики» у них не установилось, — по крайней мере, в отношении прошлого. Иногда цитировали и даже хвалили «реакционеров», чаще замалчивали, как Леонтьева.

Погода у нас действительно прекрасная, но настроение у меня и у Т<атьяны> М<арковны> никак не весеннее. Иногда становится совсем худо. Ах, как жаль, как жаль (говорю с полнейшей искренностью, «стопроцентной»), что Вы не живете в Ницце: так хотелось бы с Вами поговорить «обо всем». Кстати, не так давно, хотя Масляная еще не наступила, мы с Масловским и Сабанеевым (они для поднятия настроения пили водку) ели блины у Ретинского[590], и Леонид Леонидович, со слов госпожи Шимкевич[591], сообщил, что Вы приедете в Ниццу на Пасху! Верно ли это?

Шлем Вам оба самый сердечный, дружественный привет, лучшие наши пожелания. Не забывайте, очень прошу.

Не знал, что Ляля считается у масонов «нашей сменой и надеждой». Кто это Вам говорил?

Приложение. Г.В. АДАМОВИЧ — Т.М. АЛДАНОВОЙ. 23 февраля 1959 г. Манчестер

3, Scarsdale Road Victoria Park Manchester 23/II-59

Дорогая Татьяна Марковна.

Мне хочется написать Вам несколько слов к годовщине Марка Александровича, хотя что именно написать, не знаю: Вы это поймете сами. Повторять, что в словах ничего не выразишь, как будто бы ни к чему, но ведь действительно это так! Есть люди, которых нельзя забыть, и Марк Александрович был одним из таких, очень редких людей. Я не могу сказать, что был его ближайшим другом: наверное, у него были друзья гораздо ближе меня! Но в памяти у меня остался след навсегда от наших встреч и бесед, от всего его душевного облика, даже как будто от всего, чего он по своей сдержанности не успел и не хотел сказать, о чем промолчал.

Вы, наверно, будете в один из ближайших дней на кладбище. Пожалуйста, положите на могилу М.А. какой-нибудь, самый маленький цветок от меня. Это — не сентиментальность, не условность, это — то, что мне сейчас хотелось бы сделать самому.

Ваш Г. Адамович