«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения» - [40]

.

Вырубова я никогда не видел и не слышал. Но В<ера> Н<иколаевна> мне сообщила как об удаче об его согласии выступить. Хмара[340] несовместим с Кедровой (которая гораздо нужнее всех других артистов). Быть может, Богданов[341] или Рощина-Инсарова?[342]

Для музыкального номера я, кроме Ирины Энери[343], никого не вижу. А Вы? Орлов, кажется, живет в Англии?

Я не знаю Третьей сонаты Шопена. Что Вы имеете в виду? Сонату с виолончелью или концерт? По-моему, при хорошем исполнении Вторая соната лучше всего. Или «Фюнерай» Листа?[344] Впрочем, без пианиста и говорить об этом рано. Вера Николаевна о музыке упорно молчит. Кажется, ей нужны преимущественно доклады…

У нас нового ничего. Оба шлем Вам самый сердечный привет. Получите аванс за книгу, — приезжайте в Ниццу, очень, очень обрадовали бы.

76. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 27 февраля 1954 г. Манчестер

Manchester 14 104, Ladybarn Road 27/II-54

Дорогой Марк Александрович

Меня всегда стесняет отвечать сразу, — или даже отвечать на письмо, которое само является ответом, — будто приглашение и вызов к тому же! Не поймите моей спешки именно так.

А отвечаю я сразу из-за Шопена, «возмутившись духом» из-за Вашего вопроса, не считаю ли я его Третьей сонатой сонату виолончельную или фортепианный концерт? (которых у него два). Нет, я писал Вам о Третьей фортепианной сонате. По-моему, она еще лучше Второй, кроме финала. Гуго Риман[345] утверждал, что самый большой мелодический дар был у двух людей — Шуберт и Шопен, и для Шопена где-то ссылается при этом на мелодию (действительно какую-то «бесконечную») в начале Третьей сонаты. Простите, я как будто хочу блеснуть ученостью, но это действительно так! Попросите Сабанеева Вам эту сонату сыграть, стоит того. Насчет русского вечера памяти И<вана> А<лексеевича>, я, конечно, согласен на все, что В<ера> Н<иколаевна> считает нужным. Она мне пишет об «инициативной группе», о «кооптации» новых членов группы и, по-видимому, очень этим занята. Ее, по-видимому, очень огорчило, что Вы участвовать не можете (не думаю, что она на Вас «сердится» — как Вы предполагаете). Не согласились ли бы Вы, Марк Александрович, на такой компромисс: не написали бы Вы специально для этого вечера нескольких строк об И<ване> А<лексеевиче>, с тем чтобы Ваше имя было в программе, а на вечере было объявлено, что Вы приехать не могли, но прислали текст того, что хотели сказать? По-моему, это было бы крайне желательно, и наверно В<ере> Ник<олаев>не пришлось бы по душе. Должен Вам покаяться, что я об этом ей написал, не спрося Вашего согласия[346]. А то что же это будет за вечер! Нельзя же ограничиться только актерами?

Относительно музыки на вечере: я написал В<ере> Н<иколаевне>, что в Лондоне вечер был испорчен частушками и песнями в конце. Она ответила: и прекрасно, Иван Ал<ексеевич> был бы доволен! он терпеть не мог ничего похоронного! Так что Ваша идея о сонате Шопена или «Фюнерай» Листа ей едва ли понравится.

Par contre[347], идея Ваша о биографии И<вана> А<лексеевича>, которую бы она написала, — ей, думаю, понравится наверно. Это во всех отношениях хорошая мысль, прежде всего для самой В<еры> Н<иколаевны>: это надолго ее займет и заполнит ей жизнь. (Кстати, читали ли Вы книгу Слонима о брачной жизни Достоевского? Я не хотел об этом настаивать в заметке для «Н<ового> р<усского> слова»[348], но, по-моему, там проявлена редкостная бестактность в описании любовных подробностей.)

А о «Ульмской ночи» я писал Вам, что мы живем в сумасшедшем доме, без желания заподозрить Вас в нигилизме. Если по Эйнштейну — пространство конечно и притом имеет форму какой-то спирали, то это для меня и есть «сумасшедший дом», т. е. мир, не согласованный с нашим рассудком. Я, конечно, при этом плохо выражаюсь. Но это ничего общего не имеет с нигилизмом (насчет атеизма уверенности у меня меньше). А книгу Вашу я продолжаю читать с великим интересом и увлечением. Эпизод с дивизиями Клапареда и Фриана меня давно уже поразил, и я был рад прочесть, что Вы — при Вашем отношении к Толстому — отметили, что это явный вздор[349]. Ген. Фуллер[350], оказывается, — фашист, и во время войны был отставлен от всех должностей именно из-за этого, хотя, как мне сказал здешний историк, военно-научный авторитет его в Англии чуть ли не первый из всех. Но на Money-Power[351] он нападает не с марксистской, а с гитлеровской точки зрения, и до 1939 г. агитировал за союз с Гитлером.

До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

77. М.А. АЛДАНОВ — Г. В. АДАМОВИЧУ 13 марта 1954 г. Ницца 13 марта 1954

Дорогой Георгий Викторович.

Вера Николаевна, по-видимому, ухватилась за мысль о том, чтобы написать биографию Ивана Алексеевича. Говорит только, что знает его жизнь лишь с тех пор, как ему было 36 лет, а до того у нее «нет материалов». Кажется, она больше на меня — поэтому ли? — и не сердится. Я сказал ей, что готов, если она настаивает, прислать краткое слово для оглашения. А вот Кедрова участвовать не может или не хочет, а музыки «не хотят все», т. е., верно, именно она сама (В.Н.). Будут Крыжановская