Не склонив головы - [7]

…Луговой и Соколов несли толстое бревно. Пашка поддерживал его сзади. Бревно, суковатое и тяжелое, больно давило на плечи при каждом шаге. К стертым местам прилипала одежда, она отдиралась, а затем снова прилипала. И от этого было еще больнее. Порою глаза застилал туман, сильно стучало в висках, хотелось скорее сбросить с плеча непосильный груз. Но останавливаться нельзя, надсмотрщики следят за каждым движением. Лишь на повороте дороги удалось отдохнуть, минуту — две. Здесь не поставили охранника, и люди, тащившие бревна, этим пользовались.

Военнопленные работали молча — вокруг слышалось только шуршание пил, удары топора да треск падающих деревьев. Иногда раздавалась ругань охранников. А затем снова шуршали пилы, постукивали топоры…

— Ты прав, Петро, другого выхода нет.

— Случай такой больше не представится.

Голоса смолкли. Потом кто-то третий, молодой:

— Я готов, Петр Михалыч.

— Как только начнет темнеть… Человек не договорил. Невдалеке раздался страшный вопль: «А-а-а!» На миг воцарилась тишина. Но уже в следующую секунду послышалась ругань на немецком языке. А еще через минуту в лесу по-прежнему шуршали пилы, то тут, то там трещали сучья падающих деревьев.

Сделать передышку разрешили только в полдень. Люди опустились на бревна, многие прямо на снег, и сидели молча, не двигаясь. Но отдых длился недолго. Не прошло и полчаса, как прозвучала команда продолжить работу.

Незаметно подкрались сумерки. По лесу пробежал ветерок, он сдувал с веток легкий снежный покров, который, распыляясь, кружился в слабом потоке воздуха. А еще выше, где ветер гулял свободней, раскачивались верхушки деревьев. Было еще не темно Скоро военнопленных построят в общую колонну и погонят в форт. Опять лезть под землю…

К вечеру из кустарника, росшего по краям дороги, выползли три человека. Они направились в глубь леса. Их никто не заметил. Засыпанные снегом, все глубже зарываясь в него, они преодолели пятьдесят метров… сто. И вот уже фигуры их затерялись за деревьями.

Через некоторое время беглецы встают на ноги и, проваливаясь в снег, продолжают свой путь лесом. Они знают, что военнопленных скоро будут строить в колонну. Однако тщательная проверка людей происходит лишь у ворот форта. И тогда начнут искать, пустят собак, а от них не скроешься. Главное сейчас выиграть время.

До проезжей дороги не меньше трех километров. А там еще с километр надо пробираться полем. И только потом Каунас. Необходимо успеть!..

Идти по глубокому снегу тяжело. Но останавливаться нельзя. Словно предупреждение, откуда-то сзади доносится выстрел. Беглецы пытаются ускорить шаг, но сделать это очень трудно. И все же сознание настойчиво требует: Скорее! Скорее! Скорее!

Наконец, лес позади. Уже видна широкая, хорошо укатанная дорога. Однако показаться на ней опасно. И трое людей, шатаясь и помогая друг другу, спускаются в лощину. Здесь снега больше, но зато безопаснее.

Недалеко от Каунаса лощина поднимается и сравнивается с пустынным и гладким полем. А там до первых домов не более трехсот метров. Местность со всех сторон открыта. И все же без риска не обойтись. Перед тем, как выйти из лощины, беглецы стараются осмотреться.

— На дороге… — слышится шепот, Это предупреждает своих товарищей Пашка.

Луговой и Соколов повернули головы. По дороге что-то движется. Может быть, погоня?! Но почему охранники появились не из леса? Почему они не пошли по следам беглецов? Гады!.. Они рассчитывают перехватить беглецов при выходе на дорогу.

«Неужели все пропало?» — Луговой, стиснув зубы, продолжает смотреть на дорогу. Темный предмет приближается.

— Подвода, — вскоре произносит он с облегчением, — подвода с одним человеком.

— Может полицай? — вслух высказывает свою мысль Пашка. Но через минуту уже слышится женский голос, понукающий лошадь.

— Пошли, — решительно говорит Луговой. Они подползают к дороге и ждут. Луговой оглядывается на своих товарищей. Он понимает, в каком напряжении сейчас каждый из них. Луговой и сам нервничает. Волнение людей нарастает…

— Эй, люди, зачем останавливаете?! — испуганно вскрикивает женщина. И Луговой сразу замечает, что говорит она совсем без злобы, а то, что громко, так это лишь для собственной храбрости.

— Помоги нам… — выступил вперед Соколов.

Смекнув, что зла ей не причинят, женщина спросила:

— Или устали сильно?

— Опасно нам входить в город видишь, в шинелях мы, — Луговой действует уже открыто — одинокая женщина не опасна в поле. И он почему-то сразу подумал, что женщина окажет им помощь. Родная русская речь, прозвучавшая в поле, вселяет уверенность.

— Садитесь. — Немного подумав, добавила, — а лучше ложитесь, я прикрою дерюгой.

Перед самым въездом в город женщина спросила:

— Куда вас?

— Не знаем…

— Как не знаете? — не поняла она. И Луговому показалось, что он даже заметил удивление, отразившееся на ее лице.

Между тем проехали первые домики. Маленькие и узкие улички пустынны. Одинокие прохожие не обращали внимания на подводу. Женщина стегнула лошадь.

— Скоро полицейский час.

«Полицейский час?» — только теперь беглецы по-настоящему поняли, что без знакомых, без знания литовского языка в городе не продержаться и одного дня. «Что делать?!» Размышляя, Луговой не заметил, что подвода остановилась недалеко от большого одноэтажного особняка, обнесенного высоким забором.