Не склонив головы - [8]

— Подождите меня, — обернулась возница к седокам; — Поставлю лошадь, может найду, куда вас спрятать на ночь.

«Она сказала — спрятать — значит все поняла». — Луговой посмотрел в глаза незнакомой женщине.

— Спасибо… — прошептал Луговой.

Она ничего не ответила. И только, когда люди сошли на дорогу, тихо сказала:

— А благодарить меня незачем, — и поправила на голове платок.

— Сама горе мыкаю. В работницах я, у здешнего лавочника. Он, ирод, в прошлом году купил меня у немцев на вокзале. А везли нас от самого Смоленска. Всех подруг растеряла. Слава богу, в Германию не попала.

Она дёрнула за вожжи и отъехала к воротам…

Прошло полчаса. В переулке тихо, он будто заснул. Фонари, с глухими козырьками, покачиваясь на столбах, тускло мигают. Вокруг почти сплошь одноэтажные, островерхие домики, прячась за палисадники и заборы, они как будто не подают признаков жизни. Окна наглухо закрыты ставнями: жителям в это время запрещено появляться на улице.

А женщины все еще нет. Луговой начал опасаться, не случилось ли с ней что-нибудь? Он устало провел рукой по лицу, закрыл глаза.

— Не нравится мне все это… — шепчет Соколов.

— Подождем еще, — отзывается Луговой, а про себя думает: — «Что, если лавочник заметил нас?..»

— Петр Михалыч, может, пойдем в другое место? — нетерпеливо спрашивает Пашка. — Постучимся, авось, пустят переночевать.

Луговой отрицательно качает головой: — «Значит Пашка тоже сомневается», — заключает он и хочет что-то ответить, но в эту минуту ворота открываются.

— Скорее, идите. — Женщина показала рукой во двор: — Вон тот сарай, видите? Бегите в него, — торопит она.

Сарай оказался просторным, каменным. Половину его занимали дрова. Они сложены штабелями и поднимаются под самый потолок. В углу стоят огромные сани-розвальни. На них какое-то тряпье. Ознакомившись с помещением, беглецы залезли в сани.

Первым уснул Пашка. Луговой лежал с открытыми глазами. Вскоре он услышал, как кто-то подошел к сараю, постоял у двери. Щелкнул замок.

— Петро, не ловушка ли это? — прошептал Соколов. «Значит не спит», — подумал Луговой и тихо ответил:

— Не знаю…

Больше они не разговаривали.

5

Солнечные лучи проникли в окно. Луговой проснулся. В нос ударил аромат свежего сена Он повернул голову — рядом с сеном — тряпье, прелая и порыжевшая от времени обувь. В памяти сразу возникают слова: «Проклятый барахольщик, лавочник…» Луговой быстро подошел к двери. Она закрыта.

— Я уже проверял… — коротко бросил Соколов.

— Почему не разбудил?

— А зачем? Замок-то висит снаружи.

Луговой сел рядом с товарищем:

— Я думаю, что это не западня. Женщина не могла обмануть.

— Смотри, Петро, пропадешь ты со своей верой!

Луговой ничего не ответил. Он знал, что не сможет сейчас убедить товарища. Собственно говоря, у него и доказательств нет, однако сейчас поздно уже сомневаться в порядочности женщины. Каким-то внутренним чутьем он угадывал, что ей можно верить.

Проснулся Пашка. Он сбросил с себя ворох одежды и принялся рассматривать раскиданное на санях барахло.

— Петр Михалыч, взгляните, какая шикарная куртка. На ва-а-те. — Он вертел в руках очень старую и засаленную рабочую телогрейку. Осмотрев ее со всех сторон, снял с себя шинель, примерил ватник.

— Вот здорово… Будто на меня шили!

— Ей-богу, красота! — продолжал восторгаться он. — Эх, кабы можно было взять!

— Да, шинели необходимо сменить на гражданскую одежду, подумал Луговой, но тут внимание его привлекло легкое поскрипывание снега под чьими-то осторожными шагами. Луговой вместе с товарищами быстро и бесшумно отпрянул в глубь сарая. Дверь чуть приоткрылась и в сарай проскользнула женщина.

— Перетрусила, замок-то неисправный, второй раз пытаюсь открыть, — в волнении пояснила она: — Думала вот-вот появится во дворе старый хрыч.

Но люди уже не слушали ее. Они увидели в руках своей спасительницы хлеб и кусок сала. Соколов невольно сделал шаг вперед.

— Покушайте, — встрепенулась женщина. — Больше ничего не могла достать. У моего ирода все закрыто. Проклятущий…

Ели молча, с жадностью. Женщина несколько раз вздохнула, отвернулась, Когда с едой было покончено, она сказала;

— Вам лучше уходить. Здесь вас найдет хозяин, а тогда несдобровать. — Опечаленная, посмотрела на Лугового. — Подберите из той кучи одежду и подавайтесь на мельницу. Там, слыхала, требуются рабочие. — И она подробно начала рассказывать, как добраться до мельницы.

— Спасибо, как звать-то вас? — спросил Луговой.

— Ксения, — ответила она. — Ну, одевайтесь, я подожду у ворот.

Пашка перевернул ворох одежды и подал Луговому старенькое пальто.

— Петр Михалыч! Как из ателье… — Пашка помог Луговому одеть пальто, одернул спинку, прищелкнул языком:

— Теплое… Первый сорт!

— М-да… — неопределенно промычал Соколов, посмотрев на Лугового. Пальто было не только просторно, но в длину едва доходило до колен.

— А что? Классно! Отличный драп, — не унимался Пашка. Он сбросил гимнастерку, напялил на плечи какую-то блузу и не желая расставаться с курткой, примеченной им еще раньше, напялил и ее.

Переодевшись, Луговой выглянул во двор. Там — никого. Трое беглецов быстро пересекли небольшую площадку. У ворот их ожидала Ксения.