Не склонив головы - [3]

Дорога обрывается. К холму ведет узкая лестница. Пленных выстраивают в две шеренги. У многих из них такое ощущение, будто эта лесенка — последняя в их жизни, огромный холм поглотит все.

— Равнение! Живо, живо… — звучит команда. Шеренги вытянулись длинной лентой. Эсэсовцы начали проверку. Военнопленных считают. Время тянется так медленно, что минуты кажутся часами. Наконец подсчет окончен.

Открылись железные ворота и поток измученных, оборванных людей устремился в темнеющий проход.

2

Огромный холм известен был жителям Каунаса, как древнее хранилище пороха, созданное еще во времена Петра Первого. Долгие годы обширные помещения, находящиеся внутри холма, зацементированные и выложенные красным кирпичом, совсем не использовались, в нижний ярус просачиваются грунтовые воды. Они совсем непригодны для жилья. Но гитлеровцы предназначили форт для военнопленных.

Луговой и Пашка попали в боковую «комнату». От других помещений она отличалась тем, что была значительно меньше по своим размерам. В комнате уже теснилась большая группа людей. Они — тоже военнопленные, прибыли сюда раньше. Люди лежали на досках, настланных прямо на цементный пол. Здесь постоянно стоял отвратительный запах.

Но в этот вечер выбившиеся из сил Луговой и Пашка, едва опустившись на доски, забылись тяжелым сном. Однако долго спать им не дали. В помещение вошел эсэсовец. Вместе с ним был пожилой человек, одетый в старое зимнее пальто. Он был бледен и, видимо, очень устал.

— Встать! — громко раздалась команда.

Эсэсовец показал на своего спутника.

— Врач.

Сказав врачу несколько слов по-немецки, он вышел. Врач подождал, пока за эсэсовцем захлопнулась дверь, раскрыл свой баул, достал бинты, вату, медикаменты.

— Прошу подойти, кому нужна помощь… — Голос у врача тихий, он хорошо говорит по-русски. Военнопленные глядят на него с недоверием.

— Прошу… — повторил приглашение врач. — Я такой же, как и вы, только цивильный… Медикаментов мало. — Он указывает на свой баул: — Это последнее.

Луговой тихонько толкает Пашку и выступает вместе с ним вперед. Врач осторожно снимает с руки Алексеева грязный бинт, смотрит на нее. Лицо у Пашки сереет, он стискивает зубы. В ране копошатся короткие белые черви.

— Это спасло вас, молодой человек.

Пашка молчит. Затем смотрит на Лугового. Но Петр Михайлович стоит к нему боком — взгляд его обращен на человека, лежащего недалеко от двери. Человек — в темной стеганой куртке. Стеганка порвана, из нее кое-где торчит вата. На ногах грубые прохудившиеся ботинки, засаленные обмотки. Человек сильно зарос щетиной, но он не старше Лугового, ему лет сорок — сорок пять. Заметив пристальный взгляд Лугового, человек тоже внимательно посмотрел ему в глаза, слегка кивнул головой.

Между тем, врач, окончив перевязку, негромко сказал:

— Надеюсь, скоро все заживет. Во всяком случае, опасности теперь уже нет. — Врач дотронулся до плеча Лугового: — А у вас что? Голова?

— Да, пустяки, — обернулся Петр Михайлович.

На затылке Лугового будто срезан острым ножом кусок кожи. Череп не тронут. Врач смазал рану.

— Можно не закрывать, так лучше подсохнет.

К врачу подошло сразу несколько человек. Некоторым из них он успел сделать перевязку. Однако закончить работу ему не удалось. В дверях снова появился эсэсовец.

— Выходи!

Полутемный туннель тянулся около двухсот метров. Он привел к большой площадке на противоположной стороне холма. Здесь внутренний двор. Он выложен продолговатыми бетонными плитами и обнесен высокими каменными стенами. А над головой небо, черное, с яркими звездочками.

С вышек, установленных на стенах, ослепительно светят прожекторы. В глубине двора на специальных мостках громоздится котел. Пленные длинной цепочкой проходят мимо котла, почти не задерживаясь возле него. Им дают по полчерпака какой-то бурды. Она из брюквы, чуть приправлена отрубями. Многие люди тут же, в строю, с жадностью хлебают «суп» и движутся в обратном направлении к туннелю.

Неожиданно на дворе раздается крик. Все словно по команде поворачивают головы. Два дюжих охранника избивают молодого военнопленного. Затем они волокут его на середину двора. Там, широко расставив ноги, стоит эсэсовец.

— Внимание! — звучит приказание.

Раздачу пищи приостанавливают.

— Эта свинья нарушил порядок. Он пытался получить две порции супа, — громко говорит эсэсовец. — Он не хочет подчиняться немецкому порядку. — Эсэсовец неторопливо вынимает из кобуры пистолет. Сухо звучит выстрел.

— Так будет со всеми, кто нарушит порядок! — Предупреждает эсэсовец.

Парень лежит, раскинув руки, в самом центре двора. На него наступил ногой эсэсовец. В руке у эсэсовца уже не пистолет, а короткий хлыст. Он щелкает им по ярко начищенному голенищу сапог и спокойно закуривает сигарету. Мощные прожекторы освещают внутренний двор. И Луговому кажется, что луч света нарочно остановился на убитом. Видна каждая черточка на его лице. И не верится, что минуту назад этот молодой солдат шел в шеренге со всеми, был жив.

* * *

Рано утром Луговой проснулся от холода. Когда он открыл глаза, Пашка уже не спал.

— Здесь собака и та сдохнет…

— Не отапливают… — отозвался Луговой.