Не сердитесь, Имоджин - [29]

— А теперь самое трудное!..

Заинтригованный Джимми нагнулся, старательно постигая неведомый ему шотландский способ изготовления яичницы. И туг Имоджин одним стремительным движением швырнула содержимое раскаленной сковородки прямо в лицо своему стражу. Тот взвыл от боли, выпустил нож и схватился руками за облепленное яичницей лицо. Имоджин же, не теряя ни секунды, собрала в кулак все силы, подняла высоко над головой сковороду и — по-мясницки ухнув — со всей мочи обрушила ее на голову Джимми. Раненый, не издав ни единого звука, рухнул как подкошенный и уткнулся носом в пол.

Начисто одуревшая от случившегося, шотландка тупо смотрела на распростертое у ее ног тело. Слегка придя в себя, она торопливо обыскала парня, которого уже считала покойником, в слабой надежде найти злополучный конверт, однако не теша себя при этом чрезмерно радужными иллюзиями. Но у бедолаги Джимми вообще не оказалось никаких бумаг. Едва разогнувшись, Имоджин тут же устремила взгляд в окно и застыла от удивления: прямо к помещению, где она находилась, крадучись, держась за стену дома, пробирался с пистолетом в руке проклятый валлиец Герберт Флутипол.

Чуть не потеряв самообладание, мисс Мак-Картри совсем уже приготовилась взвыть от ужаса, но, будучи дамой изобретательной и к тому же с головой, опять схватилась за сковородку, решив бороться до конца. Припав к стене, пока нежданный визитер возился с ручкой двери, она изо всех сил сжала зубы и с воинственно сверкающим взором выжидала решающего момента, как можно выше занеся импровизированное оружие. То была уже не скромная машинистка из Адмиралтейства по имени мисс Мак-Картри — теперь в ней говорила только дочь Хайландии, готовая, с мечом в одной руке и с кинжалом в другой, до последнего вздоха защищать честь родного клана…

…Когда потом у Герберта Флутипола спрашивали, что же все-таки с ним произошло, валлиец признался, что в то самое мгновение, когда он переступил порог дома, на него в два приема обвалился потолок. Он испытал безграничное унижение, узнав, что первый оглушительный удар, в результате которого голова его по самый подбородок скрылась под шляпой, был нанесен не чем иным, как обыкновенной сковородой. А сковородку эту сжимала решительная рука мисс Имоджин. Второй же удар, после которого обмякшее тело пострадавшего рухнуло наземь, оказался следствием природной скрупулезности славной дочери Шотландии, привыкшей доводить начатое дело до конца. Пока беспросветная тьма обволакивала угасавшее сознание Герберта Флутипола, Имоджин, чьи нервы были уже на пределе, на секунду окаменела от страха над двумя распростертыми у ее ног в причудливых, неестественных позах телами. Потом выпустила из рук грозное оружие, метнулась как загнанная лань и исчезла.

* * *

Если дела службы не удерживали Тайлера в участке (где ему чаще всего было абсолютно нечего делать) и позволяла погода, он брал стул, усаживался на нем верхом у обочины тротуара и, обхватив руками спинку, покуривал себе трубку, разглядывая прохожих. Ясное дело, подобное сибаритство не очень-то соответствовало правилам и любой чересчур педантичный инспектор вполне мог бы попенять, что, мол, этакая безмятежная поза компрометирует в лице Сэмюеля всю полицию Ее Королевского Величества. Но, знаете ли, в Калландере свой взгляд на вещи… К тому же столь удобная позиция давала полицейскому возможность перекинуться словечком-другим со всеми проходившими мимо приятелями — а честью быть накоротке со старым констеблем гордилось почти все мужское население городка — и, значит, не утруждая себя понапрасну, выведать, что где происходит и не случилось ли, не дай Бог, чего из ряда вон выходящего. Вот из такого-то созерцательного настроения и вывела Имоджин бедного Тайлера своим бесцеремонным появлением.

Констебль не без оснований полагал себя человеком уравновешенным, но в тот момент был совершенно не подготовлен к сюрпризам и при виде растрепанной мисс Мак-Картри в измятой блузке, изорванных чулках, с измазанным сажей лицом выронил трубку, разбив о тротуар мундштук, и застыл на стуле, парализованный странным видением. Когда к нему вернулась способность соображать, шотландка уже исчезла в участке. Опрокинув стул и едва не растянувшись во весь рост, Сэмюель поспешил вслед за ней.

Решив пока плюнуть на черных, Арчибальд Мак-Клоста вплотную занялся белыми, надеясь с их помощью добиться ферзевого гамбита и как-то оживить игру, подготовив почву для победоносного наступления, когда в дверь с грохотом вломилась Имоджин. Арчи подпрыгнул на месте, вследствие чего фигуры, как по команде, попадали и смешались на доске. Расширившимися от ужаса глазами созерцал шеф полиции омерзительное зрелище, которое являла собою незваная гостья. Вошедший вслед за нею Сэмюель услыхал жалобный вздох — что-то среднее между предсмертным стоном и сдавленным рыданием, в котором с трудом различил обреченный шепот своего патрона: «Нет, только не это!»

Остановившись перед столом Мак-Клосты, Имоджин сообщила:

— Арчибальд Мак-Клоста, довожу до вашего сведения, что я только что совершила два убийства!

Шефу полиции показалось, что стены кабинета вдруг начали сдвигаться, а потолок норовит упасть ему на голову, — короче говоря, Мак-Клоста был близок к обмороку. Слишком взволнованный, чтобы вымолвить что-нибудь подходящее случаю, он с надеждой глянул на Сэмюеля: