Не считая собаки - [15]

– Не думал, что это ее остановит, – признался Дануорти.

– И правильно. Она хотела переодеть меня мавром и послать в 1395-й – исследовать конструкцию шпиля. Предполагалось, что я сойду за пленного, привезенного из крестовых походов.

– Которые закончились в 1272 году, – вставил Дануорти.

– Да, сэр, я знаю. Я ей так и сказал. По сути, все прошлое – это десятая категория для темнокожих. – Он ухмыльнулся. – В кои-то веки происхождение сыграло мне на руку.

– Ладно, разберемся, – вздохнул мистер Дануорти. – Вы когда-нибудь слышали про мичмана Джона Клеппермана?

– Нет, сэр.

– Вторая мировая. Сражение у атолла Мидуэй. Весь командный состав корабля погиб, и мичману пришлось встать к штурвалу. Войны и катастрофы не разбирают чинов и званий, вручая подчас бразды правления тому, кто иначе никогда бы их не получил. Иными словами, это ваш звездный час, Льюис. Я так понимаю, вы с кафедры темпоралистики?

– Нет, сэр. Информатики, сэр.

Дануорти вздохнул:

– Что ж, мичман Клепперман тоже запускал торпеду впервые, однако потопил два эсминца и крейсер… Так что вот вам первое задание: расскажите мне, как проявляет себя парахронический диссонанс, как его опознать. Только не говорите, что он заведомо невозможен.

– Па-ра-хро-ни-чес-кий дис-со-нанс, – послушно записал Ти-Джей на верхнем листе в своей кипе. – Когда нужно, сэр?

– Вчера, – ответил мистер Дануорти, вручая ему библиографию из Бодлеинки.

– То есть мне смотаться в прошлое? – не понял Ти-Джей.

– На еще одну переброску даже не рассчитывайте, – всполошилась Уордер.

Мистер Дануорти устало покачал головой:

– Я имею в виду, выяснить требуется как можно скорее.

– А-а. Да, сэр. Будет сделано, сэр. – На полпути к двери Ти-Джей обернулся. – А что потом стало с мичманом Клепперманом?

– Погиб при исполнении.

– Так я и думал, – грустно кивнул Ти-Джей.

Он вышел, и тут же вернулся Финч с наушниками в руках.

– Позвоните Эрнсту Хассельмайеру в Берлин и спросите, известно ли ему о парахронических диссонансах. Если нет, узнайте, с кем можно проконсультироваться, – распорядился мистер Дануорти. – А потом вам нужно будет сходить в собор.

– В собор? – встревожился Финч. – А если там леди Шрапнелл?

– Спрячетесь в Капелле мануфактурщиков. Поищите кого-нибудь из Управления, кого угодно. Должен у них найтись кто-то опытнее студента.

– Да, сэр, сейчас сделаю. – Он подошел ко мне и нацепил наушник. – Пленки, сэр, для гипнотического курса.

Я начал закатывать рукав для укола.

– Нет, думаю, медикаменты в вашем состоянии противопоказаны, – остановил меня Финч. – Вам придется прослушать материал на обычной скорости.

– Финч, – спохватился мистер Дануорти, – а где Киндл?

– Вы послали ее в корпус, сэр.

Он включил пленку. «Королева Виктория царствовала с 1837 по 1901 год», – раздалось у меня в ухе.

– Уточните у нее, какой получился сдвиг, – велел Дануорти. – На той переброске, когда…

«… она принесла Англии невиданное благополучие и процветание…»

– Да, – подтвердил Дануорти. – И выясните, как обстоят дела со сдвигами у остальных…

«… оставшись в истории, как безмятежная, благочинная эпоха…»

– …и позвоните в Сент-Томас. Пусть удерживают леди Шрапнелл всеми силами.

– Да, сэр.

Финч вышел.

– Значит, Лиззи Биттнер по-прежнему живет в Ковентри? – обратился ко мне мистер Дануорти.

– Да. Вернулась из Солсбери после смерти мужа. – Я понял, что от меня ждут подробностей. – Рассказывала про новый собор, как епископ Биттнер пытался его спасти. Возобновил показ спектаклей-моралите, чтобы привлечь прихожан, и устроил посвященную блицу выставку на развалинах. Миссис Биттнер показала мне и руины, и новое здание. Там ведь теперь торговый центр.

– Да. Я всегда считал, что торговый центр из него получился более достойный, чем собор. Архитектура середины двадцатого века – почти такой же ужас, как викторианская. Но все равно хорошо, что его построили. И Битти он нравился. Кстати, собор ведь сперва продали Церкви грядущего – или как там ее? Впрочем, у них вы про пенек, наверное, уже справлялись?

Я кивнул, а потом Дануорти, видимо, ушел, но я этого не помню. В одном ухе у меня ревел отбой воздушной тревоги, а в другом рассказывали о подчиненном положении женщин.

«Женщины в викторианском обществе были почти бесправны», – сообщил голос в наушнике. «Кроме королевы Виктории», – подумал я. Подошедшая с мокрым полотенцем Уордер оттерла мне лицо и руки от сажи, а потом шлепнула какого-то белого крема под нос.

«Викторианской женщине отводилась роль няни, сиделки, помощницы по хозяйству, “ангела домашнего очага”».

– Не трогайте губу! – велела Уордер, снимая с шеи портновский метр. – Волосы оставим как есть, феноксидилом наращивать некогда. – Она измерила обхват моей головы. – Сделайте пробор посередине. Не трогайте губу, я сказала!

«Считалось, что чувствительная натура барышень не выдержит строгости учебных заведений, поэтому женщин обучали дома – рисованию, музыке и манерам».

– Бред какой-то! – Уордер закрутила портновский метр у меня на шее. – Зачем меня понесло в Оксфорд? В Кембридже отличная кафедра сценографии. Сейчас сидела бы, разрабатывала костюмы для «Укрощения строптивой», а не разрывалась на три должности!