Не садись в машину, где двое - [25]

Поэтому бабы наловчились кормить его своими домашностями, приносили кто что мог, а уж день рождения или двадцать третье февраля, мужской день, превращались просто в обжираловку.

Он приходил домой совершенно не в силах что бы то ни было съесть.

Жена ворчала, она тоже приготовила ему праздничное пиршество, а тут такой конфуз. Он жаловался на живот и быстренько ложился спать.

Зато в остальном он был здоров как конь, болел только насморком и не знал, что такое городской транспорт, все эти толпы, в которых тебя вертят как в стиральной машине, он не знал, что такое очереди на маршрутку и зимние, темные вечера на улице в ожидании, когда можно втиснуться в транспорт и ехать домой.

Пиво! Пиво было его заветной мечтой, но эта мечта его сбывалась ежедневно. Откуда у него были деньги на банку пива, жена не могла взять в толк, но он каждый вечер благоухал этими хмельными запахами, хоть ты тресни.

— Пиво пил? Воняет на всю машину,— говорила злобная и озадаченная жена, к которой муж залезал, прождав ее звонка у себя в опустевшей лаборатории.— Смотри, уже пузо не умещается в ремне безопасности!

Вот это была его тайна, запах пива и выросший пивной животик, и раз в три дня одинокие поездки «к себе» (тут уж она его не возила, еще чего, он шел пешком, когда-то многие годы назад он нашел себе этот институт буквально в десяти минутах ходьбы и оставался на этой работе, как галерный раб, потому что его привязывала к месту службы близость жилья).

Откуда у него оказывались деньги на пиво и на метро возвращаться домой?

А они у него были.

Жена, которая давным-давно навела контакты в бухгалтерии института, знала до копейки все его заработки и авансы и получала их из рук в руки скрупулезно, день в день.

В ответ на бешеные вопросы жены, откуда у тебя деньги, он улыбался и говорил — от мамы.

На самом же деле он у себя в лаборатории взял сверхурочную работу для одной фармакологической фирмы. Он был биохимик, и биохимик высокой пробы, с хорошими руками, аккуратный как аптечный провизор, и, когда в лабораторию завеялись посторонние люди с конкретной заявкой, с рецептурой и материалами, этот скромный кандидат наук встрял в беседу довольно настырно (ее вели гости с одной пожилой лаборанткой) и немедленно предложил тут же, на ходу, ряд усовершенствований. И перехватил эту работу, вызвав пожизненную ненависть лаборантки.

Лаборантка восстанавливала против него коллектив, с ним уже разговаривали холодно и не кормили, однако он в этом больше не нуждался, так как получил работу. Хапнул!

И теперь все время он был занят, корпел над дальнейшим улучшением препарата, его мозг раздувал пламя внутри черепа, жизнь стала интересной. Мало того, это лекарство, которое он готовил малыми порциями и сдавал раз в неделю, как выяснилось, спасало жизнь людям, больным редкой болезнью. Диагноз-то поставить и то было сложно, но лечить умела только эта фирма (два пришедших в институт человечка), а в ней один изобретатель Миша, который в свое время подался за рубеж, унося с родины в клюве свое изобретение вкупе с подробной рецептурой, это было его ноу-хау, он уселся в Германии как угнетенный еврей, но без знания языка и как мужик со странностями, и он не смог там пробиться ни в одну из могущественных корпораций, не сумел объяснить, как из дешевых компонентов при соблюдении лабораторной чистоты (и не спеша) можно получить эликсир жизни для тяжело и редкостно больных людей.

И только вернувшись обратно в сумасшедшую Москву, при помощи Интернета этот Миша нашел себе армянского соратника Леву.

Лева, не менее больной на голову идеалист с коммерческим уклоном, проникшись идеей помочь человечеству, продал свою стоматологическую клинику и двухэтажную квартиру в строящемся доме, вложил деньги в разработку препарата и начал ждать.

Огромное количество времени, сил и денег ушло на то, чтобы пробить инстанции в Министерстве здравоохранения.

Такая хитрость Леве снова не удалась, и Миша с Левой стали искать лабораторию, где бы их препарат производился подпольно.

Они уже знали примерный список людей, больных этой странной болезнью, страдальцы поймали друг друга в Сети.

Ну и в результате Лева и Миша нашли себе бедного человека, который готовил им необходимый препарат в беднейших условиях, совершенно не приспособленных ни для каких научных подвигов, но, тем не менее, бедный человек создавал этот препарат в высшей степени скрупулезно и соблюдая стерильность (так же данное лекарство готовили в разных лабораториях по нищим городам нашей страны).

Это была зашифрованная агентура, лаборантки ничего не знали друг о друге, ничем не располагали, кроме череды необходимых действий, им выдавались исходные материалы и инструкции.

Лева и Миша платили за полученное сразу же, хоть и немного.

А само лекарство, не прошедшее через министерские инстанции, не получившее необходимых документов, уже действовало и продавалось через тот же Интернет.

Иных путей не было.

Миша объяснил Леве (и заодно нашему научному сотруднику), что любое изобретение века немедленно уничтожает все предыдущие накопленные технологии, целые заводы перестают работать, целые страны прекращают выдавать заработки, особенно если речь идет о Юго-Восточной Азии, потому что они производят устаревшую продукцию, а надо строить новые заводы. Но эти передовые заводы требуют огромных капиталовложений, на что суровые люди в банках не хотят идти.