С каждым этим словом я могла бы согласиться. Но не я же сказала. Чего взбеленился? И нечего мне приписывать. Я взглянула на корзину:
— Котёнка вот на верёвке спустил. Распорядился! А меня ты спросил, узнал, согласна ли?
— Обожди про котёнка. — Прошкин поднялся со стула и скрылся на балконе.
Ждать чего-то ещё! Бедняга, сидит, как в тюрьме. Я развязала марлю, вытащила Рубика из корзины. Сказала ему:
— Ну и хозяин тебе достался! Может, и правда, будешь жить у меня. Мама поворчит, а потом согласится. Ты ей, рыженький, тоже понравишься. — Я погладила котёнка по гладкой спинке. — Ящик с песком принесу. Молочком стану кормить. Много ведь не выпьешь…
Пока я разговаривала с Рубиком, хозяин его вернулся с балкона, положил на стол две деревянные чурки, а между ними — знакомый мне крюк, только что висевший внизу на верёвке.
— Смотри! — зловеще сказал Гришка.
Я не успела ужаснуться, поднятая рука Прошкина с силой обрушилась на крюк. От удара ребром ладони железная проволока согнулась.
Несколько секунд я молчала. Потом без жалости, без насмешки спросила:
— И что хочешь доказать?
— Что?.. Я думал, поняла. А то: в этой жизни без таких кулаков делать нечего.
— Станешь убивать?
— Ну вот, поняла, называется! Защищаться буду. А кого нужно, и защитить могу…
— Смотрите — спаситель-защитник!
— Эх, Анютка, то ли умная ты, то ли тупая. Ничего, ничего не знаешь… — Гришка убрал со стола чурки, странно выгнутый крюк и положил на подоконник. — Были бы у меня семь лет назад такие кулаки, он бы живым не ушёл, достал бы его… Не видела, как ногой по животу бьют? Он (я — об отце), как свинья, напивался. Выгонит мать ночью, не смотрел — дождь там или мороз. И меня с ней. Бывало, приезжала милиция. Да толку-то! Никакого. Один раз на пятнадцать суток забрали. Так он потом ещё больше озверел. А ведь соседи на площадке знали. Знали, да молчали. Как рыбы. Всего и храбрости — сообщить по телефону в милицию… Соседи. Жильцы. Ненавижу! Трусы, тараканы!
— Но они хоть не вредят, потолки не пачкают, — мрачно напомнила я.
— Я, что ли, вредил? — Гришка резанул меня взглядом. — Просто злился. Чтобы от ящиков своих отлипли. А-а, без пользы. Чихали на пятна, на потолки. Если бы телеки у них разбить или под дверь — тротиловую шашку, вот тогда бы…
— Ну, ты уж придумал — шашку! Террорист.
— А им всё другое до лампочки. Одно на уме: колбаса, шмотки, цены. Бабка Марья померла. Никто будто не знал, что голодала, есть было нечего. Померла, и ладно. Поохали, разошлись. Кто там следующий помирать собрался?
Как ни странно, мысленно я соглашалась с ним. А Прошкин продолжал:
— Всего один человек в подъезде нашёлся…
— Какой человек? — спросила я.
— Который разозлился. Не понимаешь, что ли? Про тебя говорю. За это и уважаю.
Чудеса! Шла к Прошкину ругаться, стыдить, доказывать, а получается — почти одинаково думаем. Конечно, приукрашивает, чтобы героем показаться, защитником. Но всё же… И сказал, что уважает меня. А я?.. Вообще-то, невероятно, что такое говорит. Как поверить?
— Цены, шмотки ругаешь… — Я посмотрела на его голубые, с кармашками и молниями джинсы. — А у самого прикидик… всё фирмовое.
— На свои покупаю, — заметил Гришка.
— Вместе с Юркой моешь машины?
— Что ж отказываться от такой работы — бабки платят клёвые. Бывает, и доллары.
— Да работа ведь грязная, — вспомнились Юркины слова.
— Зато бабки чистые. Недавно Юрку пристроил. Доволен. Теперь он и матери помогает.
— А что это значит: пристроил? — тотчас спросила я с любопытством.
— Не мечтай, — усмехнулся Гришка. — Это не для тебя. И мальчишка не любой сможет. Думаешь, как — взял ведро, тряпку и пошёл мыть? Не получится, быстро отошьют. Ещё и морду начистят.
— Нас тобой не начистят, — сказала я. — Правильно?
Прошкин ощупал твердый край ладони.
— Пока никто не возражал… Ещё и с них вот кое-какие бабки имею. — Он подошел к аквариуму, достал из баночки сухого корма и, сдвинув наверху стекло, насыпал его в плавучий квадрат. Красные, чёрные, полосатые рыбки тотчас устремились туда и, отталкивая друг друга, стали жадно хватать корм. — Проголодались, — сказал рыбий хозяин. — Надо будет за трубочником сходить. Без живого корма мальков не жди.
— А этот малёк у тебя тоже голодный. — Я показала на Рубика, который сидел на полу и не спускал круглых, любопытных глаз с аквариума.
— Утром молока давал… А от меченосцев и петушков он бы не отказался.
— Гриша, — сказала я, — за Рубика, конечно, спасибо. Он мне нравится. Только сначала всё же маму спрошу. Попробую как-нибудь уговорить.
