За хлебом пришлось постоять. Только что привезли тёплый хлеб, и продавщицы из деревянных лотков выкладывали на полки румяные батоны и ладные кирпичики ржаного. И в кондитерском отделе отоварилась не за минуту. Разве не работа? Если даже десять процентов — ого, какая сумма!
Потом, возвращаясь к дому, я отругала себя за такие мысли и подумала, что «министром финансов» мне не быть. Ни желания нет, ни подходящих данных. Решила и к дедушке не заходить, постучу, отдам в дверях и — к себе. Однако не получилось. Дедушка Леонтий за это время сменил рубашку и даже побрился.
— Нет, золотая, — сказал он, — уважь старика. Не откажись выпить за компанию чашку чая. Вот только-только заварил. У меня и смородинное варенье имеется.
— Дедушка, мама ждёт. Я всего-то за укропом побежала, а времени прошло…
— Зинаида меня простит, она добрая душа. А чайник — вот он, на столе, не задержишься. У меня ещё новое соображение насчёт вредителя имеется. Тебе же интересно?
Я сняла туфли и прошла в комнату.
Дедушка налил в чашку пахучего чаю, а на блюдечко положил варенья.
— Пей, дорогая гостья… А соображение, как говорится, следующего порядка: вот ты спросила давеча — в рубашке он был или в куртке. Вспомнил: в рубашке. За это ручаюсь. Пёстрая вроде такая.
— В клеточку? Зелёная? — живо спросила я.
— Может, и в клетку, может, и зелёная. Но чтобы точно — грешить не стану, не заметил.
Я отпила немножко из чашки, пригубила варенье.
— Спасибо, дедушка.
— Мне-то за что? Это я, золотая, тебя должен благодарить.
— И меня не за что. Правда-правда.
— Я так понимаю, — улыбнулся дедушка Леонтий, — решила взять надо мной шефство.
— Не знаю, — смутилась я. — Просто мне нравится. Приятно, что помогла. Не верите? Честное слово, я не вру, на душе так хорошо становится.
— Анюта, — дрогнувшим голосом и неожиданно строго сказал дедушка Леонтий, — ты сама погляди и матери передай: если кран течёт или там засорится раковина — сразу ко мне. Может, на днях поднимусь к вам, батареи прочищу. Не помешает.
Можно было легко представить, какими словами меня встретит мама. И потому, едва открыв дверь, я громко сказала:
— Мамусь, извини, пожалуйста, не ругай, не бей. Повстречала Наташу и заболталась. А дедушка Леонтий обещал прийти к нам и прочистить батареи. Чаю заставил выпить с вареньем. Вот и задержалась. Зато укроп купила — самый лучший. И дешёвый. А запах! Понюхай. Только сначала сядь, а то упадёшь.
Понятно, что никаких неприятных слов мама и не сказала. Более того, рассмеялась.
— Тебе, дочка, в театре сатиры выступать.
— В театре? Не отказалась бы. — И я тут же вошла в роль. — А про Наташу расскажу — точно, со стула свалишься. Отец её выпустил указ — назначить Наталью Сомову министром финансов. Представляешь, Наташку! Сидит перед компьютером, считает, планирует семейный бюджет — что и сколько купить и вообще всякие расходы, доходы.
Мама падать не собиралась и чуть грустно сказала:
— Домашние игры. А Илью Сомова, отца её, знаю давно. Талантами Илья не отличался, попивал. Любил погулять, компании весёлые любил. Да видишь, в люди выбился. Теперь — старший экономист в какой-то фирме. А главное — семья сохранилась.
Мама совсем запечалилась. Ясно: вспомнила о своём муже, то есть о моём отце. Я поторопилась отвлечь её от мрачных мыслей:
— Обожди, это не всё: Наташа зарплату получает.
Мелко нарезав веточки укропа, мама велела мне вымыть руки и садиться к столу. Уже потом, разложив по тарелкам салат, она заметила:
— Игры играми, а наверно, и польза в них какая-то есть. Кто сейчас разберётся: как жить семье, что делать, кого слушать. Как он создаётся, этот микроклимат в семье?
— Мам, — с почтением сказала я, — ты у меня умная. Недаром когда-то в газету писала. А вот не хочешь и сама какой-нибудь важный указ издать и назначить меня…
— Тоже министром?
— А что, не справлюсь? Только финансовым не хочется. Если бы каким-нибудь другим… Хотя подсчитать, спланировать я бы, наверно, могла. Деньги платить мне не надо. Не хочу. Я и так бы с удовольствием… Вот, например, какие-нибудь украшения из бисера делать. Я и других девочек могла бы научить. А если захотят мальчишки участвовать…
— Обожди, госпожа министерша, — вдруг вспомнила мама, — пока ты ходила по укропным делам и чаи распивала, Серёжа тебе звонил.
— Серёжа? — У меня застучало в груди. — И что он сказал?
— Анют, ты, похоже, испугалась? Ай-ай! А ещё министром хочешь стать.
— Вовсе не испугалась. С чего ты взяла? Просто интересно узнать.
— Он ничего не сказал. Обещал позвонить позже. Кстати, очень вежливый. Извинился, что побеспокоил.
И правда, из-за чего разволновалась? Он ведь должен был позвонить. Обещал. Я знала об этом.
Мы о чём-то говорили с мамой, я согласно кивала головой, отвечала, а думала о Серёже. И прислушивалась. Телефон молчал.
Острым зубцом вилки я наколола кусочек редиса и подумала: «Но почему Серёжа? Будто один Серёжа на свете».
— Вкусно. Больше не хочется, — сказала я маме и пошла в переднюю. Сняла трубку, набрала Митин номер. Длинные гудки. Раз, два, три… до семи досчитала. Никого.
— Анют, — с укором сказала мама, — наберись терпения. Ты должна понимать…