Не просто выжить... - [5]

Послышался тихий плеск, и появилась из темноты лодка. В ней, пригнувшись, сидел Косой, правя веслом.

— Ты, что ли, орал? — спросил он Леню, прижимая лодку к берегу. — Сейчас вот врежу веслом по башке — и вся любовь — заткнешься!

— Вы что, ребята? — растерялся Леня, вдруг ощутивший сгустившуюся вокруг него непонятную и от этого жуткую вражду.

— Ничего! Быстро грузиться! — скомандовал Косой.

— Да куда же в ночь-то?

— Все туда же, — отрезал Чиграш, разыскивая в кустах сверток. — Спешить надо. Дорогое нынче время, кто понимает.

«День простояли, — подумал Леня, — а в ночь спешить». Но вслух ничего не сказал. И хотя поднялась вдруг в душе непонятная тревога, кольнуло неясное подозрение, он стал послушно укладывать вещи в лодку, подсознательно ощущая, что именно сейчас, когда он стал это делать, кончилась его свобода, пропал он как человек и личность, потому что ни Косой, ни Чиграш не ощутили его внутреннего сопротивления, да и не было им до него дела, если внешнего отпора Леня не дал, да, видно, уже и не даст — сломался парень. Гнал Леня эту мысль от себя, заталкивал поглубже, мол, все еще неясно, вот как разберется он во всем, тогда и покажет себя, свой твердый и волевой характер, как уже было по раз в его мечтах о необыкновенных приключениях в дремучих лесах.

Леня закончил погрузку, и когда забирался в лодку, и ногу ему больно уперся какой-то невидимый в темноте твердый предмет. Он пошарил рукой — зазвенело — и вытащил цепь, одним концом прикрепленную тяжелым запертым замком к носу лодки, другим — к длинному стальному уголку.

— Что это? — растерянно спросил Леня.

Косой усмехнулся:

— Хозяин в тайгу ушел по ягоды и ключи забыл оставить. Пришлось кол выворачивать. Вся любовь.

— А… — протянул Леня, внутренне сжавшись, но показывая, что вполне удовлетворен объяснением.

Косой сбоку коротко глянул на него и добавил:

— Но беречься нам от чужого глаза всежки надо. В поселке не знают, что мы лодку с согласья взяли. Не ровен час — решат, что угнали, искать начнут…

Плыли всю ночь и все утро. Лодку вел Косой, даже в темноте умело обходя камни и коряги, минуя топляки, обнаруживая их звериным чутьем. К рассвету Леня немного успокоился, на него содействовало очарование ночного плавания по таежной реке с надежным и отважным кормчим, и все, что произошло накануне, стало казаться вовремя прервавшимся и уже далеким сном.

Пристали к берегу только в полдень — наскоро перекусить. Косой сильным гребком — задремавшего Леню при этом чуть не сбросило упругими ветками в воду — загнал лодку в прибрежные кусты так, что ее совсем не было видно ни с воды, ни с берега.

Место было нехорошее, низкое и сырое. Лагерь разбили подальше от берега, в густых зарослях, где было полно комаров. Лепя с гордостью нахлобучил свой финский накомарник с двойной сеткой из крупных ячеек — дышать в нем было свободно, а комар его не пробивал; надел и перчатки. Косой внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал, пошел на берег и, пока грелась вода для чая, почему-то не отрываясь смотрел назад, вверх по реке.

Потом он вернулся к костру, взял вспоротую банку тушенки и вдруг, привстав, застыл с ложкой у рта, прислушиваясь к чему-то, кинул беспокойный взгляд на костер (старанием Лени тот горел ровно, жарко, без дыма), на спрятанную в кустах лодку, переглянулся с Чиграшом. Где-то выше по реке гудел лодочный мотор. Звук его нарастал, приближаясь, прошумел совсем рядом и стал постепенно затихать. В берег заплескала поднятая моторкой волна.

Лагерь свернули быстро, Леня даже дожевать не успел, и снова пошли вниз по реке. И снова Косой сам вел лодку, был очень внимателен, зорко смотрел вперед, шарил глазами по берегам. И снова не остановились на ночевку.

Только близко к вечеру, словно для того, чтобы пропустить возвращавшуюся моторку, Косой подогнал лодку к стволу прибрежного дерева, опустившего длинные гибкие ветви с густой листвой к самой воде. В моторке сидели двое с ружьями и милиционер в фуражке. Косой пристально глядел им вслед и, когда они исчезли за поворотом, резко вытолкнул лодку на темную воду и налег на весла. Чиграш все это время будто ненароком придерживал Леню за плечо.

Шли еще ночь и почти весь следующий день. К вечеру Косой направил лодку в узкий приток с каменистым руслом и крутыми, как ущелье, берегами. Здесь он посадил на весла Леню, сам перебрался на нос и командовал, куда править. Временами, когда нарастало течение, Леня и Чиграш тянули лодку бечевой, то чавкая по илистой грязи и путаясь в прибрежных кустах, то хрустя сапогами по галечнику, а Косой, оставаясь в лодке, правил веслом.

Смеркалось, когда они наконец стали у берега, где было не так круто и можно было высадиться и выгрузить вещи.

— Приволоки сюда камней, — хрипло приказал Косой Лене. — Покрупнее, потяжельше.

— Зачем? — удивился Леня ненужной, на его взгляд, работе, против которой неистово бунтовало все тело, требуя немедленного отдыха.

— Лодку затопить надо. Пригодится еще.

— Так привязать, и все.

— Понимаешь ты! Один хороший дождь, и унесет ее — поминай как звали! А дождя не будет, так рассохнется.

У Лени не было ни сил, ни духа спорить, не было и желания заметить явную нелепость в доводах Косого. Он нагрузил лодку камнями, и тот, сильно накренив борт, затопил ее. Леня взял топор и стал делать зарубку на ближайшем дереве, чтобы заметить место.