Не повторяется такое никогда! - [44]

Среди остального состава служащих теплохозяйства выделялись Шмелёв и 35-летний Борис Жуков из Курска. Они были самыми старшими в штате Андрея и наравне с Кравченком считались старожилами городка. И тот, и другой были кочегарами. Но летом Шмелёв работал, а Жуков трудился вместе со слесарями. В штате Андрея большая часть кочегаров уже работали на этой должности — ещё пара человек, как Шмелёв и Жуков работали с прошлого года, с начала отопительного сезона, а ещё несколько человек, как те же Батурины, приехав весной этого года, тоже уже успели испытать себя на этой ниве. За два месяца работы в Борстеле в хозяйство Морозевича влился только один новый человек — в конце июля в штате Андрея появился новый служащий на должность кочегара — доукомплектовывались штаты к отопительному сезону. Это был парень на год моложе Морозевича из волжского города Горький Анатолий Гуров.

Возвращаясь к теме питания, нужно отметить, что был сейчас, в июне месяце для ребят, проживающих в "Хоромах" (как уже отмечалось, они называли своё жильё) ещё один источник добывания продуктов. За территорией городка ниже каптёрки теплотехников, за дорогой проходила железнодорожная ветка, по которой осуществлялась связь Борстеля с близлежащими городками, расположенными в стороне от Стендаля. Андрей позже ездил этим нечасто ходившим поездом из трёх вагончиков в находившийся чуть юго-западнее Борстеля примерно в 33-х км Гарделеген или северо-западнее — Зальцведель (~ 50 км). За этой же железнодорожной веткой находилось кооперативное поле, которое было засажено картофелем. В ГДР, в отличие от колхозов в СССР, преобладали производственные сельскохозяйственные кооперативы с большими площадями обрабатываемой земли. Эти умело руководимые кооперативы доказали, что эта форма хозяйствования жизнеспособна и очень эффективна. Так, например, если в СССР в эти годы средняя урожайность пшеницы составляла 17 центнеров с гектара (как, впрочем, и в среднем по Европе), то в кооперативах ГДР — 35–37 центнеров. Андрей даже удивлялся как на такой невзрачной жёлто-серой земле, порой с камнями, немцы умудряются получать такие большие урожаи. И это без сопутствующей в СССР во время уборки урожая ежедневной шумихи по радио и телевиденью о том, как ударно работают колхозники и сколько чего они собрали. Картофель на упомянутом выше участке тоже был очень неплох. И служащие, в основном из тех же "Хором", повадились сумерками на это картофельное поле. Действовали они довольно осмотрительно — они не выбирали молодую картошку со всего куста, иначе тот бы засох и видны были бы прорехи на участке. Они выкапывали с одного куста всего по паре картофелин и переходили к следующему. Вот такой был у них незаконный дополнительный источник пропитания.

Андрей к концу месяца тоже ощутил, что его марки ГДР подходят к концу. Хотя он регулярно питался в столовой, но походы в гасштетт к Грише, редкие прогулки по Стендалю истощали его бюджет. Однажды вечером, он зашёл в комнату к Кирзоняну. Они поговорили о том, о сём, а затем Андрей спросил:

— Слушай, Григорий, а где в Стендале можно поменять деньги?

— Какие деньги? — удивился тот.

— Ну, по справке — 30 рублей.

— А ты их что, ещё не поменял?

— Не поменял — и времени не было, да и не знаю я, где их менять. Да, к тому же, ещё были деньги. А сейчас они подходят к концу.

— Понятно. Это не проблема. Я, кстати, завтра еду в КЭЧ. Давай со мной — и поменяешь свои деньги. Или давай деньги и справку — я тебе поменяю и привезу.

— Ты знаешь второе, пожалуй, меня больше устраивает — завтра у меня работы полно. Я сейчас принесу тебе то и другое.

Морозевич удалился к себе в комнату. Там открыл шкаф, достал чемодан и вынул из него свой комсомольский билет. Паспорта и трудовые книжки по приезду в часть служащие сдавали в канцелярию штаба. Андрей уже два года как вышел из комсомольского возраста, но комсомольский билет он не выбросил и по привычке хранил. Сейчас эта тоненькая книжица оставалась для него как бы частицей Родины. Вот в нём то и хранил Андрей подобные вещи. Было у него ещё выдаваемое всем служащим удостоверение, но там хранить деньги или справку не годилось — постоянно предъявляя удостоверение на КПП, легко и потерять нужные тебе бумаги. С комсомольским билетом он и вернулся в комнату Кирзоняна.

— Вот, коль ты уж согласился, — обратился он к Григорию, открывая комсомольский билет, — то я даю тебе деньги и… — и вдруг он замолчал, тупо уставившись в документ.

— Чего ты застыл, как истукан? — засмеялся Кирзонян. — Что ты там увидел?

Морозевич продолжал молчать. Он вынул из комсомольского билета справку и долго её изучал. Наконец, он каким-то осипшим, видно от волнения голосом протянул:

— Ёлки-палки. Ну и дела. Как же это так?

— Что ещё случилось?

— Понимаешь, в Бресте на таможне мне дали справку для обмена денег на всю группу, — начал объяснять Андрей. — Мы спешили на поезд. Правда, потом полдня сидели в пограничном зале…

— Да знаю я эту твою историю, — махнул рукой Кирзонян. — Ты же мне её уже рассказывал. — Ну, дали тебе эту справку — ну и что?

— Ты не понял. Повторяю, мне дали справку на всю группу. Понимаешь, одну бумажку на целых 300 рублей.