Не отрекайся от любви - [77]

Прекратив ласку, он потянул Эмму к себе. Она, как тряпичная кукла, съехала к нему на колени. Одной рукой он высвободил из брюк взметнувшееся копье. Эмма смотрела на него облизывая пересохшие вдруг губы. Она ошеломлена, думал Джулиан. Откинувшись назад, Эмма взглядом пригласила его делать все, что он хочет. Ее глаза предлагали все и не обещали ничего. Они говорили красноречивее, чем губы: это ничего не значит.

Джулиана снова окатила горячая волна гнева.

– Ты хочешь, чтобы я продолжил?

Эмма повернула голову, отводя взгляд. Он взял ее за подбородок.

– Да или нет?

Теперь она не сводила с него глаз. Конечно, она не скажет ему «да». Но не может же она навсегда остаться на айсберге, на который сама себя загнала.

– «Да» означает «нет», – сказал Джулиан. – «Нет» значит «да». Ты меня поняла?

Ее взгляд снова упал на его восставшее мужское естество.

– Поняла?!

– Нет.

Черт бы ее побрал!

– Ты этого хочешь?

– Нет, – сказала Эмма и откинулась на ковер, ее волосы облаком взметнулись у лица.

Джулиан приподнялся над ней, нацеливая копье на ее лоно. Ее хриплый вздох чуть все не испортил. Отодвинувшись, она уперлась руками ему в грудь. С мрачным смешком он снова поймал ее запястья, прижал к полу и, двинув бедрами, вошел в нее. Какая она горячая, влажная, тугая. Эмма застонала, и ярость чувств, охвативших Джулиана, передалась его рукам и выпадам. Эмма распахнула глаза, и Джулиан, пробормотав проклятие, ослабил хватку. Страх, на этот раз страх. Она податлива, а он не мог доверять своим импульсам. Он хотел двигаться в ней, пока она не отбросит притворство, пока не крикнет «да», может быть, даже с болью, умоляя его остановиться. Но он не мог сделать этого с ней. Стиснув зубы, Джулиан оттолкнул ее требовательные руки и изо всех сил старался сдерживаться, хотя Эмма безмолвно молила его о другом.

– А-а… – Эмма извивалась под ним. В Джулиане все сжалось, и он отпрянул.

Задыхаясь, Джулиан упал на нее. Ее дыхание постепенно выравнивалось. Теперь ему нужно встать. Не говоря ни слова. Черт бы ее побрал!

Вместо этого он наклонился к ней. Эмма лежала неподвижно, глаза закрыты, лицо бледное и спокойное. Околдованная ледяными чарами, созданными ею самой. Без его участия.

– Это ничего не значит, – сказала она.

– Ничего, Эмма. – Наклонившись, он поймал губами слезинку, скользившую по ее виску.

Она чуть повернула лицо к нему. Он мягко поцеловал ее в губы. Никакая колючая изгородь не была бы столь мощной преградой, как холод, которым она себя окружила. Как он хотел, чтобы под его губами эта ледяная корка растаяла. «Очнись, Эмма!!! Хватит спать!»

Ее дрожащие пальцы слегка задали затылок Джулиана. Этого было более чем достаточно, чтобы удержать его рядом. Он поцеловал ее крепче, и рот Эммы открылся. Вздохнув, она, наконец, ответила на его поцелуй.

В карете она, откинувшись на спинку сиденья, смотрела в окно. За последний час они не произнесли и десяти слов. Джулиан спаивал Колтхерста виски и постепенно выяснил, что картина днем была продана Соммердону. Эмма сидела рядом и при каждом подходящем моменте складывала губы в улыбку, хотя это было излишним – Джулиан недвусмысленно намекнул на свой интерес к уродствам и физическим недостаткам, что быстро положило конец любопытным взглядам Колтхерста, поначалу пытавшегося заглянуть под вуаль. Мысли Эммы разбегались, и она была рада, что надела вуаль. Все вдруг показалось ей слишком ярким, мучительно громким. Скрипач в углу с таким же успехом мог водить смычком по ее нервам, настолько они вибрировали в такт его мелодии. Ее руки, сложенные на коленях, дрожали.

Она не могла поверить тому, что только что сделала.

Она хотела сделать это снова.

В карете было очень темно. Но Эмма могла смутно различить силуэт Джулиана. Груз его внимания сдавил ей горло, как раньше – его рука. И вытолкнул слова, уже час вертевшиеся на языке.

– Я теперь одна из твоих женщин?

– Одна из моих женщин, – повторил Джулиан, невесело усмехнувшись.

– Я так и сказала.

– Да, – протянул он. – Именно так.

Отвернувшись к окну, Эмма вела пальцем вслед за каплей дождя, стекающей по стеклу. Импульсивная крошка. То рывками движется вниз, то без всякой причины останавливается. Эмму потрясло, что Джулиан для нее понизил планку. Она ведь не роскошная блондинка, не красавица, не отличается элегантностью. Слова ее прозвучали едко, отрывисто. Но только она пострадала от собственной реплики.

– Это было интересно, – пробормотала она.

– Ты как-то равнодушно говоришь об этом.

– Да? А как бы следовало?

– Я ведь говорил тебе, что такие вещи не требуют эмоций. Возможно, теперь ты это узнала. Часто, чтобы поверить в такие истины, их приходится постигать на собственном опыте.

– Опыт – великий учитель, – тихо согласилась Эмма. Капелька дождя, за которой она следила, ускользнула. И Эмма подвинула палец к следующей.

– И все-таки ты, похоже, в меланхолии. Это не совсем равнодушие.

Значит, она лучшая актриса, чем ей казалось, думала Эмма. Какое там равнодушие! Ее чувства растревожены и ни на чем конкретно не фиксируются, поскольку малейшее ощущение пугает и настораживает. Просачивающийся с улицы воздух ледяной лентой обвивал горло. Велюр сиденья щекотал руки, словно кошка, просящая ласки. Эмма подалась вперед, но оказалась ближе к Джулиану. И внезапно все в ней потянулось к нему, вибрируя из-за отсутствия того, что он мог дать ей. Она давно забыла, каково это – быть… живой.