Если бы они были наедине, Ричард, конечно, обнял бы ее и поцеловал. Сейчас он лишь слегка чмокнул ее в щеку.
— У тебя ведь выходной в понедельник, да? — сдержанно проговорил он. — Значит, до вторника. Может, зайдем к Суонну Нилсону, подберем оправу для бриллианта?
— Прекрасно. — Она заставила себя улыбнуться. Странное предчувствие вызвало у нее дрожь.
— Вы дрожали от холода или от возбуждения? — с насмешкой спросил Куинн, когда они вместе покидали пентхаус.
Она ответила не подумав:
— Ни то, ни другое. Просто гусыня потоптала мою могилу.
Глаза под тяжелыми веками блеснули, как у кота, и он тихо заметил:
— Так говорила девушка, которую я когда-то знал.
Элизабет прикусила язык.
А что, если он догадывается? От одной этой мысли в жилах стыла кровь.
Не надо было идти вместе с ним. Теперь она понимала, как это было глупо и опасно — все равно что соскочить со сковороды прямо в огонь.
С Ричардом, по крайней мере, было спокойнее…
На улице густой, сырой туман окутал дверь отеля, смазал украшения фасада и превратил кованые фонари в парящие светящиеся видения.
Почти не было прохожих, резко сократился поток машин, моторы гудели приглушенно и фальшиво.
— Погода неважная, сэр, — заметил швейцар.
— Да, улучшения не заметно, — согласился Куинн и опустил щедрые чаевые в охотно подставленную ладонь.
— Может быть, лучше остаться? — с надеждой подсказала Элизабет. — Наверняка у них найдется номер, а вам не пришлось бы пробираться сквозь это.
— Не вижу никаких затруднений. — Дверца машины была уже открыта, и Куинн усадил ее на место рядом с водителем. — Приходилось бывать и не в таких переделках.
Они вклинились в медленно двигавшийся поток машин и поползли по окутанным туманом улицам. Элизабет нервничала и смотрела прямо перед собой, пока у нее не заболели глаза.
Молчание нестерпимо затягивалось, и она, не удержавшись, прервала его:
— О таких туманах обычно писали в мелодрамах времен королевы Виктории.
Ее голос, обычно ясный и хорошо поставленный, звучал хрипло и напряженно.
— А вы читаете викторианские мелодрамы? — Он вскинул брови в притворном недоумении и насмешливо покосился на нее.
Слегка расслабившись, Элизабет призналась:
— В последнее время я пристрастилась к ним.
Он рассмеялся.
— А Бомонт одобряет ваш литературный вкус?
— Понятия не имею.
— Похоже, вы не слишком хорошо знаете друг Друга.
— Мы очень хорошо знаем друг друга.
Она тут же поняла, что это неправда. Ричард знал только ту спокойную, собранную, сдержанную женщину, какой она стала теперь.
Ее открытость, порывистость, веселый нрав и щедрая душа, ее жизнелюбие умерли, и она их похоронила под плитой прошлого.
— Когда вы с ним познакомились? — Вопрос казался невинным.
— Когда поступила на работу к леди Бомонт.
— И когда же это?
Его действительно это интересует или он просто коротает время за светской беседой? В любом случае лучше говорить, чем сидеть молча.
— С прошлого февраля, — ответила она. И, решив, что тема достаточно безопасна, продолжила: — Писатель, у которого я работала, собирался за границу, и мне пришлось искать другое место. Тогда я обратилась в агентство, и оно дало мне временное направление к леди Бомонт. Ее секретарь, мисс Вильяме, заболела гриппом. Потом, в апреле, мисс Вильяме вышла замуж и уволилась, и мне предложили ее место уже постоянно.
— Так вы целыми днями читаете светскую переписку? Это должно быть невероятно интересно. — Он говорил с неприкрытым сарказмом.
Она не только читала светскую переписку, она еще помогала леди Бомонт писать историю рода Бомонтов. Но это его не касается.
Куинн покосился на нее.
— Больше вам нечего рассказать о своей работе?
— Жалованье хорошее, — без энтузиазма сообщила она.
Он отмстил этот тон и вновь спросил:
— И давно вы с Бомонтом помолвлены?
— Вы уже задавали этот вопрос.
— Насколько помнится, я не получил ответа.
Она промолчала, но он не унимался:
— Полагаю, недавно.
— Почему вы так решили?
— Вы сильно удивились, когда Бомонт представил вас как свою невесту. Так, будто не успели свыкнуться с этим положением.
Куинн всегда был силен в споре. Он ничего не пропускал, быстро все схватывал и сразу делал правильные выводы.
— По-моему, — продолжал он, — Бомонт из тех позеров, которые не могут без того, чтобы не пасть на одно колено — и чтобы непременно музыка и полумрак — и, млея от собственного благородства, не надеть заранее приготовленное кольцо на палец избранницы.
Элизабет закусила губу — ее раздражала эта явная издевка.
— Но на вас кольца не было, а это означает, что предложение было неожиданным и «Ван Хэмел» — приманка. Может быть, он не был уверен в вас?..
Вывод был точным. Как будто Куинн присутствовал при всем этом.
— Могла быть и другая причина.
— Какая же?
— Может быть, он хотел заманить вас в постель или удержать, если вы проявляли признаки непостоянства.
Чему Элизабет научилась за последние пять лет, так это скрывать свои чувства и держать себя в руках. Она начала медленно считать до десяти.
Она успела досчитать до четырех, когда он подбодрил ее:
— Смелее, говорите.
— Что говорить? — сердито прохрипела она.
— Если ничего не приходит в голову, то хотя бы: «Что вы себе позволяете!»
