Не открывая лица - [61]

Самообладание вернулось к Маураху. Итак, в чем, собственно, его могут обвинить? Он упустил девчонку, выпрыгнувшую на ходу поезда в окно уборной. С какой целью села она в этот поезд? С какой целью выпрыгнула? Никому это не известно. Кто пригласил ее в купе? Тупоголовые летчики, которые дрыхнут теперь сном праведников. Так в чем же виноват обер-лейтенант Герман Маурах? Ему поручили следить за Эльзой? Нет. Это он сделал по собственной инициативе. В конце концов: кто он в данную минуту? Простой пассажир, офицер, командированный на новое место службы. Проверка документов — дело коменданта эшелона. Если он знает свои обязанности, то должен был послать к черту какого-то сующего нос не в свое дело обер-лейтенанта и потребовать у девушки документы. Опять-таки, за чем следил поставленный в тамбуре часовой? “Простите, господин капитан, это был не мой, а ваш часовой”.

Рассуждая таким образом и придумывая всякие доводы в свое оправдание, гестаповец вернулся к проводнику, все еще находившемуся в маленьком помещении между коридором вагона и тамбуром. Маурах открыл дверь и приказал убрать с пола обломки. После этого он внимательно осмотрел подоконник и только тут заметил на кривом гвоздике, которым была прибита сорванная планка, маленький, окровавленный клочок овчины, “с мясом” вырванный из полушубка. Немного размазанной крови виднелось и на раме окна.

Гестаповец не подумал о том, каким удивительным мужеством должен был обладать человек, решившийся на такой отчаянный прыжок, и что породило в нем это мужество. Нет, об этом он не думал. К горлу Маураха снова подступал клубок бессильной ярости, ему хотелось выхватить пистолет и выпустить всю обойму, стреляя в открытое окно, в темную, холодную украинскую степь, куда-то туда, где скрылась вырвавшаяся из его рук отважная советская девушка.

Такое бессильное чувство ярости испытывает жестокий, бессердечный птицелов, заключивший после долгой охоты в клетку редкостную пташку, а на утро обнаруживший клетку пустой и увидевший прилипшее к прутику приоткрытой решетчатой дверцы маленькое окровавленное перышко — единственную памятку, оставленную его былой пленницей.

Тут смятенную душу гестаповца осенила мысль, почему-то раньше не пришедшая ему в голову. Оказывается, при всех крайне неприятных обстоятельствах он все же остался в крупном выигрыше. Имеется телеграмма, написанная рукой Эльзы, пистолет, отобранный у нее, и, наконец, главное, — три великолепных снимка: обаятельная Эльза, советская разведчица, держит под руки двух остолопов-летчиков, умеющих только швырять с поднебесья свои бомбы и лакать спиртное.

Он расскажет начальству все (нет, далеко не все, а только то, что выставит его в выгодном свете). Фотография Эльзы, конечно, уже без летчиков, будет размножена в нескольких сотнях экземпляров и разослана с секретным предписанием во все концы. Эльза, если она спрыгнула удачно, не сквозь землю провалилась. Она обязательно где-нибудь появится, вынырнет и начнет рассказывать сказки о своем дедушке или что-либо в этом роде. Тут-то Эльзу и сцапают. А затем ей придется еще раз встретиться с господином обер-лейтенантом. Он-то будет рад этой встрече…

Маурах вернулся в купе. Фотоаппарат и пистолет, отданный Эльзой ему на хранение, лежали в надежном месте — под его подушкой. Гестаповец приподнял подушку, включил фонарик и обомлел. Под подушкой ничего не оказалось.

— Ы-ы-ы…..

В две — три секунды постель была перевернута, перерыта, но безрезультатно — две маленькие вещицы исчезли. Да, да, исчезли, их нет, они улетучились, испарились, их не существует для Маураха. Эго ясно, как божий день. Гестаповцу стало дурно, он присел на смятую постель и вытер потный лоб Он вспомнил упавший с плеча девушки полушубок, резкие рывки, какими паровоз сдвигал с места состав, толчки локтя Эльзы (какая Эльза? К черту! Эльза — Елизавета, Маруська, Галька или как их там) и понял значение этих толчков. Это же старый прием, при помощи которого отвлекают внимание. Он понял все…

Реакция у этой девушки была мгновенная. Она молниеносно оценивала ситуацию и действовала безошибочно. А какая уверенность, какое знание чужой психологии, какое неподражаемое простодушие. “Вам тоже не спится?” Гром и молния! Ведь она сказала эти слова с глубоко затаенной ядовитой насмешкой, подавляя сонную зевоту, а сама в тот момент наверняка держала взведенный пистолет под полушубком и, вздумай он задержать ее, выстрелила бы первой. Она уложила бы и солдата, и коменданта, если бы он ей подвернулся, всех, кто бы стал ей на пути к жизни, к спасению.

Маурах снова подбил итог: он потерял почти новенький “Контакс”, но благодаря своей ошибке — спас свою жизнь. Это все-таки что-то да значит… И он многому научился за последние часы. Пускай теперь разглагольствуют эти ученые жулики о славянском примитивизме. Вздор. Вредный вздор! Эго — для простаков. Для таких, как Маурах, нужна точная, беспристрастная информация. Черт возьми, он лишился своего фотоаппарата. Очень, очень неприятно… Теперь для него один выход — молчать. Солдат-часовой утром уйдет спать в свою теплушку. Он, собственно, ничего не видел и, кажется, так и не понял того, что произошло. Проводнику приказано молчать, и он будет молчать — эмблема на рукаве мундира Маураха приводит его в трепет. Летчикам Маурах скажет, что Эльза, очевидно, отстала от эшелона. Вот и все. Вполне достаточно на сегодняшний день…